Срамные стишки

Символы любви

 

Вот говорят: «Не женщина – малина!»

Что это значит, каждый сам поймёт.

Но мне куда любезнее рябина –

Пускай она горчинкой отдаёт.

 

Эх, хорошо малинкой любоваться,

А после опустить, смакуя, в рот.

Да только ей с рябиной не тягаться –

Рябина сразу гроздьями растёт!

 

Кутерьма

                                              Оплавляются свечи

                                              На старинный паркет,

                                              Дождь стекает на плечи

                                              Серебром с эполет.

                                                                Владимир Высоцкий

 

В пожелтевших эстампах –

Перевёрнутый мир.

Светит лампа, как рампа,

На разбитый клавир.

Дышит досками сцена –

Океанский прибой.

Нынче ночью бесценны

Эти игры с тобой.

 

Оживает скульптура

Для судьбы без купюр,

С позабытой гравюры

Асмодей подмигнул…

Бездны рая и ада

Поразверзся простор:

За отвагу – награда,

За позор – приговор.

 

Сквозь пространства границы

Вдоль серебряных труб

Пьяно влага сочится

Чьих-то дерзостных губ.

И в припадке надежды,

Что жива до конца,

Опадают одежды,

Оголяя сердца.

 

Не спасает страховка

На крутом вираже,

Лишь утех расфасовка,

Только страсть в неглиже;

Буйством сполохов томных

Дарит щедро рассвет

Поцелуев укромных

Потаённый привет.

 

Страсть

 

Вот в комнатке дешёвого отеля

Над заревом мерцающих огней

Явилась страсть и растянулась, млея,

Истомой по сугробам простыней.

Малейшей клеткой кожи ощущая,

Что нынче будет битва – не игра,

Разбросилась от края и до края

Тугим накатом гладкого бедра.

Старательно смакуя предвкушенье,

Которого не сыщется острей,

Сдавив до едких судорог колени,

Забыв ужимок хитрое сплетенье,

Нырнула в пляску масленых теней.

Вмиг скачка не на жизнь, а на погибель

Помчалась по накалу виража,

Который в тонком бритвенном изгибе

Куда опасней финского ножа.

Всё ввысь да высь, пусть пройдена вершина,

Взмывает вожделения волна –

Единство не порвать на половины

В отчаянном падении. До дна…

…С бесстыдных губ обильно, ядовито

Стекал по подбородку жгучий сок;

За окоёмом раной незашитой –

Багрянцем послевкусья тлел восток;

И на прощанье выказав, как шалость,

Умелым ртом пленительный оскал,

Нагая страсть неслышно расплескалась

В бездонной глади матовых зеркал.

 

Награда

 

Когда судьба сминает ввечеру

Былого дня прочтённую страницу,

Ночь начинает дерзкую игру,

Вдыхая жизнь в полотна австралийца*.

 

Ей до рассвета станут нипочём

Ничтожные условности пространства,

И горький мёд фантазий горячо

Прольётся на приличий самозванство.

 

Поклонится учтиво Дон Гуан,

Взмахнёт рукой в салюте Мессалина –

Густых сюжетов сладостный дурман

Сигарным дымом вьётся у камина.

 

Вдоль по спине отчаянно кровит

От острых коготков сквозная рана:

Пиратской сабли горделивый стыд

Скрестился с непотребством ятагана…

 

…Когда заря в свой заповедный час

Освободит тоску и покаянье, –

Пусть ярко вспыхнет голубой топаз

В ложбинке живота искристой гранью…

 

    * Норман Альфред Уильям Линдсей (1879 - 1969) – австралийский график, живописец, иллюстратор.

 

Провода

 

От небесного края

Оттолкнётся звезда,

Тихо вечер растает,

Зазвенят провода;

Расчленят на кусочки

Импульс пьяной любви –

И появятся строчки

В заповедной дали.

 

Неприметная строчка

С обращеньем на «ты»

Душу враз, как сорочку,

Разорвёт в лоскуты.

В чуть зачатое пенье

Серебристый полёт

То ли хор Провиденья,

То ли сервер вдохнёт.

 

Верил в силу природы,

В суть числа Пифагор –

Алгоритмы и коды

Прошивают простор.

И в бездонности скуки,

И в безбрежьи тоски

Расплескаются звуки,

Соберутся мазки.

 

Ловко брошенный пиксель

На холстине мечты

Вышьет точечной кистью

Идеал красоты.

За бытийным пределом

На обоих концах

В оцифрованном теле

Заведутся сердца.

 

Время вихрем несётся

Над планетой Земля;

Зажигаются солнца,

Высыхают моря.

И, пространство сжимая,

Экономя года,

Жизнь от ада до рая

Оплели провода.

 

Игры света и пляски теней

 

                              – Где же гости? – спросила Маргарита у Коровьева.

                              – Будут, королева, сейчас будут. В них недостатка

                              не будет. И, право, я предпочел бы рубить дрова,

                              вместо того чтобы принимать их здесь на площадке.

                                              Михаил Булгаков, Мастер и Маргарита

 

Из пучины истлевших сказаний

Вырывается давняя жуть;

Свет и тьма, не скрывая лобзаний,

Липко трутся друг другу о грудь.

 

Оживают без спроса портреты

Оголённых по пояс матрон,

Вензелями блестят эполеты

У разбойников прежних времён.

 

Пахнет кровью и копотью сцена,

Где столкнулись с запретом каприз:

Пожирает нагую Елену

Беззастенчивым взглядом Парис.

 

И Дедалу лукаво внимая,

В предвкушеньи вины и греха

Дерзновенной рукой Пасифая

Обнимает за шею быка.

 

Проплывает иная картина,

Без наивных мультяшных купюр:

Услаждается взор Аладдина

Разомлевшей в хамаме Будур.

 

О, как близко, волнующе близко,

Возжелав заповедных услад,

В подворотне танцует Лициска,

Бросив под ноги царский наряд!

 

Из безжизненной пасти пустыни,

Ставя на кон погибель и трон,

Посылает салют Жозефине

Треуголкою Наполеон.

 

А в багряной истоме заката,

Жарким ртом, начинённым строфой,

Отлучившись с Парнаса, Эрато

Страстно в губы целует Сапфо…

 

…непреложны Вселенной законы:

Ночь сменяет лучистый рассвет…

Рядом с матовой сталью квилона*

Чёрной меткой улёгся берет…

 

    * Квилон (фр. quillon – «перекрестье») – разновидность средневекового европейского рыцарского кинжала.

 

Встреча

 

Дерзко смотрит портрет со стены,

По коврам расстилается вечер,

Искушая нутро человечье,

А глаза вожделеньем полны.

Слышен плеск похотливой волны.

 

Тень рисует сплетения тел,

Обнажаются груди и лица, –

Так смелее ступай за границы,

За очерченный кем-то предел.

Плод запретный румянцем зардел.

 

Суть одна у свечи и костра:

Чары света и мука горенья.

Что ж, давай смаковать наслажденье

До скончанья времен – до утра.

Раз судьба к нам сегодня щедра.

 

Вожделение

 

Бездонней пустоты глазницы зме́я,

А хриплый голос жалит, как змея́…

В тягучем предвкушеньи тихо млея,

Ступай вперёд… ещё чуть-чуть… смелее!

Пусть задрожит под пятками земля!

 

Сквозь морок обольстительной затеи

Прорвётся вожделения заря;

Забьется жилка на лебяжьей шее,

Под грудью сердце застучит быстрее,

Обрушатся привычные края.

 

И, от лихого вседозвольства тлея,

Бесстыдной откровенностью маня,

В тугой истоме, что небес древнее,

Сорвёшься в пропасть, упиваясь ею,

Играя в салки с сутью бытия.

 

А после, изойдя рычаньем зверя,

Чуть притушив безумие огня,

Отчаянным румянцем пламенея,

Взахлёб упившись жизненного клея,

Застынешь, послевкусие храня…

 

Одалиска

 

В пряной одури страсти и риска,

На обрыве сюжетной тропы

Вдруг явилась во тьме одалиска

Из сераля дворца Топкапы.

 

Как на старой картине Фортуни,

Замерев в предвкушеньи греха,

Ожила по капризу Фортуны,

Сквозь усопшие в Лете века.

 

Та, что скрыта в полотнах Жерома,

Та, чью сущность Прадье изваял,

Истекает блудливой истомой,

Вновь вкусив бытия карнавал.

 

Словно в пику судьбе-самозванке,

Нагадавшей всего-ничего,

Упорхнула коварной беглянкой

Из забытых романов Прево.

 

Жизнь вскипающей пеной искрится

В неприлично развёрстой душе,

Светотень рассекла ягодицы

На пикантной холстине Буше.

 

Вожделенье сметает пределы

И пласты поседевших времён;

Обжигает и разум, и тело

Сокровенный чарующий сон…

 

…Явь ли, бред, наваждение это?

После ночи несбыточных грёз

На подушке прощальным приветом

Вьётся длинная прядка волос…

 

Стансы соблазнителя

 

О, сколь я счастлив видеть Вас

  Под летнею луной!

Вы так прелестны в этот час,

  Небесный ангел мой!

 

Как водопада грозный зов,

  Как пенная струя,

Наружу просится любовь,

  Вскипает страсть моя!

 

Сияньем Ваших дивных глаз

  Пленён я навсегда,

Неужто вместе сводит нас

  Счастливая звезда?!

 

В миг сладкой встречи (чудный миг!),

  Сражённый наповал,

Я в Вашем образе постиг

  Извечный идеал!

 

Как Ваши губки расцвели!

  Как грудки хороши!

Вы покорить меня смогли

  Гармонией души!

 

И, дабы счастье обрести,

  Я дал себе зарок

Остаток жизни провести

  У Ваших стройных ног!

 

Подчас судьба бывает зла,

  Обманами маня:

Я не сыскал нигде угла,

  Где робко ждут меня!

 

В себе смогли Вы воплотить

  Заветную мечту,

И я не в силах упустить

  Такую красоту!

 

Но тотчас в Вас найти готов

  Живительный причал…

Довольно этих пошлых слов!

  Идём на сеновал!!!

 

Постой

 

                                              Сегодня ночью – дьявольский мороз.

                                              Открой, хозяйка, бывшему солдату.

                                                     Александр Башлачёв, Хозяйка

 

…с котомкой странствуя по свету,

Ночуя в хвое у костра,

Он полюбил судьбину эту,

Что безыскусна и остра.

 

И вот однажды гиблой ночью,

Когда с дождём лютует гром,

Избу увидел на обочье

Да постучался под окном.

 

Качнулась робко занавеска,

Залился лаем рыжий пёс,

И эхом из-за перелеска

Речной откликнулся откос.

 

Шаги в сенцах спустя минутку

Протопотали до ворот,

Грудной растёкся голос: «Ну-тка?

Кого нелёгкая несёт?»

 

«Меня не стоит опасаться!

Я странник, добрый человек!

Не прогоняйте в бурю, братцы!

Пустите, что ли, на ночлег!»

 

Пробормотавши: «Ну, не знаю…

Тебе что надо, кто таков…»

Вздохнула баба молодая

Да отодвинула засов.

 

Убрав с лица капель-водицу

Он огляделся неспеша:

В рубахе до полу вдовица –

На удивленье хороша.

 

И говорит: «А братцев нету…

Я тут одна… медвежий край…»

Вдруг застыдилась, мол, раздета…

«Чего стоишь? В избу ступай!..»

 

…у печки сушатся портянки,

Картохи жарятся в золе,

Буханка, лук да в четверть склянка

Вмиг появились на столе.

 

Укрывшись от погляда в клети,

(Ой, дай-ка отыщу стакан)

Хозяйка – раз живём на свете! –

Достала синий сарафан…

 

Вот, разомлев от угощенья,

Краюхой брагу закусив,

Гость зачастил без промедленья

Бывальщин сказочный мотив.

 

Как плавал за море с ватагой

Лихих удачливых парней,

Как уводил глухим оврагом

От Поля Дикого коней.

 

Как подвизался по печорам,

Давал молчания зарок –

Не сдюжил, затомился скоро

Да ночкой тёмною убёг.

 

Как побирался на чужбине,

Отведав горестей сполна,

Как встретил в солнечной долине

Причуду Божию – слона.

 

Как, прогуляв полжизни с лишком,

В родном краю, что с детства мил,

Бродил с пилой и топоришком,

Церквухи сельские рубил…

 

Уже лучина прогорела,

Пока блажил он нараспев,

Ну а бабёнка свечкой млела,

Рукою щёку подперев.

 

Глаза истомой заискрились,

Грудь всколыхнула синеву;

Простой рассказ – скажи на милость! –

Растрогал ладную вдову.

 

Закуски нет. Вино допито.

Смешком посетовав на хмель,

Хозяйка стала деловито

В углу налаживать постель.

 

Подбила ласково подушку,

Что и духмяна и чиста,

Укрыла тёплую мерлушку

Куском белёного холста.

 

Обвесив ложе драной сетью –

Чтоб вроде как не на виду, –

Шепнула, обожгла, как плетью:

«Ты обожди. Ужо приду».

 

Сглотнула в горле слёзы комом –

Простишь ли, Господи, когда?!!

А там – за полог, будто в омут,

Прижалась пылко – эх, беда!

 

И билась страсть о страсть упруго

В тягучей душной темноте,

И вожделение по кругу

Неслось до ссадин на хребте.

 

Чуть позже липкая истома

Качалась зыбкою волной,

Пока в углах большого дома

Мурлыкал благостно покой…

 

…собравшись тихо спозаранку –

Ещё царил ночной покров, –

Он приволок лесин вязанку

Да нарубил в сарае дров…

Денис Карпов, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 1690 № 124000 от 04.12.2016

0 | 2 | 1396 | 22.11.2024. 07:41:35

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []