День скучен был и долог – ночь нежна.
Он, одеваясь, всё хотел остаться.
Но дома ждали дети и жена,
Ждал верный пёс... В огне протуберанцев
Вселенской страсти – проступала боль,
Зловещая, как похоть Олоферна.
И сердца обречённую юдоль
Переполняли ужасы инферно.

Когда всходила полная луна
И лик её струил свой свет неверный,
Она одна садилась у окна,
Волос иссиня-чёрная копна
Лилась на грудь. Расшатанные нервы
Лечил бокал игристого вина.
Он не пришёл... в раз далеко не первый,
И в том, конечно, не его вина,
А той, другой... Цедила: "Бабы – стервы!"

Лишь иногда, нечасто, раз в сто лет,
Им небеса оказывали милость
Сводя их вместе. И парад планет
Всходил над ними. Думалось – приснилось,
Так не бывает... Страсти глубина
Граничила с безумием, нирваной...
Он – болен ею был, она больна
Была лишь им: шальной, влюблённой, пьяной
От пылких взглядов, ласк, сердечных мук,
Прикосновений, слёз; плотнее губы;
Целуй в засос; сплетенья ног и рук...
Войди в меня, да что ж ты медлишь, глупый!
Сожми сильнее, ну же, укуси!
Не надо слов, хватает многоточий...
Господь, иже еси на небеси,
Прости или казни, терпеть нет мочи...

Но к большему для них Господь был глух:
У будущего абсолютный слух.