
Преподобная жуть ослепительной жизни
снова ставит в тупик и авансы даёт.
И надежда гудит в заскорузлой харизме,
от земли отрывается, как самолёт.
Суть должна быть в руке. Мне предчувствия мало.
И об этом, увы, не расскажешь врачу.
Пока в круглый прицел меня смерть не поймала,
я, пришпиленный к небу, слова бормочу.
Время года – беда. Время суток – унынье,
что сменяется смехом, пока ты в строю.
Так случалось во веки и присно, и ныне.
Можно ровно дышать и на самом краю.
Можно руки поднять и на них сядут птицы.
Можно смежить глаза, чтоб остался лишь я,
и смотреть как уверенно движутся спицы
в тех руках, что прядут полотно бытия.
Время жизни – июнь. Венценосное лето
усмехается хитро, как старый дантист,
что готовит наркоз и кусачки. Но это
подтверждает, что мир, как и прежде, цветист.
А можно оставить первую и последнюю строчки...)
Браво! Очень остроумно заметили!
Можно выскажу своё личное мнение? Если бы пересмотреть первую и последнюю строфу! В середине стихотворения - настоящее, искреннее, по мужски-сдержанное страдание! На грани жизни и смерти. А потом, зачем-то, про дантиста, хотя уже было про врача, зачем-то про цветистый мир...