Уже утерян счёт былым победам,

Господень глас пророкам токмо ведом,

Жаль, не сыскать средь нас ни одного.

Но в Иерусалиме референдум:

Кого казнить и миловать кого.

Готовый хоть к труду, хоть к обороне

Стоит наместник римский на балконе,

И рожи стражей за его плечом.

Толпе решать, так сказано в законе,

Он,  прокуратор, вовсе не при чём.

И с выраженьем нестерпимой скуки

Демонстративно умывает руки,

Какое ему дело до варрав?

А если кто-то осуждён на муки,

То разве может быть народ – не прав?

Первосвященник в одеянье строгом

Кивает: милосердье за порогом

У этого высокого суда.

Да мало ль кто себя объявит богом? –

У нас же референдум, господа!

С тех самых пор прошли тысячелетья,

Никто за суд Пилатов не в ответе,

Ни сам он и ни кто кричал: «Распни!»,

Зато сегодня скажут даже дети,

Как важен референдум в наши дни.

А кто бурчал: «В семье не без урода» –

Тот сам урод: не верил в глас народа,

Не вызубрил историю на «пять»,

Среди колонн он пятая колонна,

Раз не признал гуманного закона –

То, стало быть, распять его, распять!