Я - зеркало

Неистребимо зло

Неистребимо зло. И нету осознанья,
Что можно жить, другим не причиняя мук.
Но миллионы лет, борясь за выживанье,
Мы пилим под собой небезопасный сук,
Хоть сердцем и умом принять необходимо:
Нам некуда сбегать, как в море с корабля,
Все долгие века мы - граждане единой
Безумнейшей страны с названием Земля,
Где кирха и мечеть, костел и синагога,
Пришпилив к облакам молитву за крыло,
Корнями от земли растут руками к Богу,
Как будто в небесах рассыпано добро.

Из века в век одно и то же

Из века в век одно и то же:
Кровавы поиски добра,
То страх нас перед завтра гложет,
То сожаленья о вчера.
Все человеку нет покоя,
Воюет он с самим собой
И рушит, думая, что строит
Мир, утверждая в нем любовь.

Людоеды

Безжалостней, чем человечья стая,
И злее не отыщешь людоедов.
Настолько запах крови возбуждает,
И так спешим друг другом пообедать,
Что это наслажденье стало первым,
Как радующее чужое горе.
Что ж мне страшней, чем оказаться жертвой,
Стать лающей в преследующей своре?

Все та же кровь и та же боль

Все та же кровь и та же боль,
Вокруг бурлящие веками.
Вновь расшматована кусками
Земли давнишняя юдоль.
Все та же ненависть. Порой
Мы, утверждая человечность,
Своим богам пророчим вечность
И оскверняем храм чужой.
Но в разных уголках Земли
Спасителя и света жаждем.
Мессия не придет однажды:
Его, как совесть, извели.

Мы - не зверье

Мы - не зверье. Мы хуже, ибо лживы,
Себеподобных любим истреблять.
Зверей не мучит вечный дух наживы,
А нас он продолжает искушать.
Зверь, если сыт, не источает злости,
Его чужая не манит земля.
И только люди человечьи кости
Бросают удобреньем на поля.
Мы изуверы, но себя не судим,
Самоубийства продолжая путь.
Мне даже показалось: слово "люди"
Страшней звериной отражает суть.

Тьма парсеков, где лишь одиночество

Тьма парсеков, где лишь одиночество, уйма пространства,
Где ни теплого взгляда, ни голоса нежного нет.
Мы ж воюем друг с другом с нелепым и злым постоянством
За химеры богатств и свобод на одной из планет.
Обладатели высшего счастья земного рожденья
Осознать не способны небесную щедрость даров
И того, что ни кровь и ни смерть, а любовь и общенье
Наполняют безумный хаос красотою миров.

Мы ненавидим смерть

Мы ненавидим смерть, хотя она -
Единственный и главный стимул жизни.
Нам вечность в ощущениях дана:
Стремленье к красоте, любовь к Отчизне
И жажда сделать что-то для людей,
Поступки сверив с этикой Господней,
Накапливать добро, рожать детей,
Чтоб в них суметь продлить свое сегодня.
Вкусив существованья благодать,
Кончину гоним дальше от порога,
Ведь в смерти нет желания отдать,
Что человека приближает к Богу.

Искать в сердце Бога, а в Боге - себя

Искать в сердце Бога, а в Боге - себя
Свечою горящею, словом нетленным,
Тем шатким мостом меж душой и Вселенной,
Что был для любви возвведен и любя,
Абсурдную истину тщетно искать,
Шалея от чувств, цепенея от мысли,
Испробовать все, и внезапно понять,
Что истинный смысл в соискании смысла.

Учитель! Ты, все знающий, ответь мне

Учитель! Ты, все знающий, ответь мне:
Зачем необучаемыми нас
Ты сотворил? К чему тысячелетья
К Тебе бесцельно ходим в первый класс?
Что проку во вселенском шарлатанстве,
Которое не может научить
Осмыслить время, оценить пространство,
Увидеть жизни рвущуюся нить?

Когда бы не просить, а с Ним искать общенья

Когда бы не просить, а с Ним искать общенья,
Благодаря за честь беседовать на ты,
Принять, как щедрый дар, минуты озаренья,
Понять, что атом есть лишь сгусток доброты,
Из коей соткан мир: весь - от вершин до впадин.
Все было б хорошо, но тают миражи.
Души не уберечь от синяков и ссадин.
Гуляет по Земле смертельный вирус лжи.
О, если б осознать, и вымолить прощенье.
И, может быть, тогда не оборвется нить.
Но продолжаем мы не с Ним искать общенья,
А, как у входа в храм, лишь милости просить.

Конечно, столь узка нам бесконечность рая

Конечно, столь узка нам бесконечность рая,
Столь любопытства дух в душе неукротим,
Так возгордились мы, внезапно понимая:
Вот - плод, лишь надкусить - и мы сравнимся с Ним.
Так торопились мы наказ Его нарушить,
Так испугались: вдруг воздастся за дела.
Мы под покровом лжи спешили спрятать души
Куда проворней, чем под листьями тела.
И знаний терпкий вкус изведали напрасно.
О, если б угадать, что нам несет беду!
Наверное тогда, чтоб не было соблазна,
Под корень ты б срубил все яблони в саду.

Совсем не идеален был народ

Совсем не идеален был народ,
В нем всякого намешано и много.
Но он нашел Всевышнего, и вот
Поверил мир в им созданного Бога,
Как в лучшее из всех земных чудес,
Средоточенье истины и света,
Как в то, что справедливость в жизни есть.
Необходимо людям верить в это.
Искал народ. Теряя и скорбя,
Он обретал свой путь, свои заветы,
И начинал все сложное с себя,
Учась людьми быть в жестком мире этом.
А если в ком-то избранность его
Рождает злость и ревность, и опаску,
Пусть сочиняет Бога своего
Да так, чтоб мир поверил в эту сказку.

Исход

Из века в век, из года в год
Без устали и суеты
Куда идешь ты, мой народ?
Что бесконечно ищешь ты?
Взгляни: король, как прежде, гол.
И миром правят зло и ложь.
А ты, всю мудрость, что обрел,
За так желающим даешь.
Знать, грезились не барыши,
Несправедливый миф губя,
А вечность, как Исход души,
Для обретения себя.

Что проку искушать судьбу

Что проку искушать судьбу?
На глубине не сыщешь брода.
Но все упрямее свободу
Тащу, сгибаясь, на горбу.
Пусть хлеб отдам вам, не скорбя.
Вас охраняя, не усну я.
Зато оставшуюся пулю
Приберегаю для себя.

Зажги фонарь, душа

Зажги фонарь, душа, смотря в чужие лица,
Пытаясь отделить в них истину от лжи.
Зажги фонарь, душа, чтоб впредь не заблудиться,
Чтоб с трудного пути не сбили миражи.
Зажги фонарь, душа, когда сжигает совесть,
Внутри и вне тебя все обратив в золу.
Зажги фонарь, душа, когда, сомненьем полнясь,
В сто двадцать первый раз читаешь каббалу.
Ты не слепая, нет, хоть каждый шаг на ощупь,
И знаешь наизусть учебник и словарь.
Зажги фонарь, душа, хотя не станет проще.
Но в мире будет свет. Так зажигай фонарь.

Изнашиваем платья, души, лица

Изнашиваем платья, души, лица
И судеб фолиант сдаем в утиль,
Ведь молью лет побитые страницы
От памяти тепла крошатся в пыль.
Эпох прошедших забываем повесть,
Где рвущихся времен протерта нить.
А я прошу Всевышнего, чтоб совесть,
Пока живу, не дал мне износить.

Постаревший февраль в полушубке, подшитом метелью

Постаревший февраль в полушубке, подшитом метелью,
Подпоясанный ветром, сегодня особо суров
Потому, что командует месяцев зимних артелью,
Набивающей снегом большие мешки облаков.
Работенка на редкость ответственна, тяжеловата.
А февраль, как начальник, придирчив, серьезен и строг.
То проверит, легка ли снежинок лежалая вата,
То лучи золотые заправит в небесный челнок.
Он до смерти боится того, что изменится мода,
Устареет продукция, станет артель не нужна.
И напомнят ему про одышку, про силы и годы,
И отправят на отдых, поскольку наступит весна.

Людмила Некрасовская, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 923 № 117599 от 21.01.2016

1 | 3 | 1497 | 22.11.2024. 12:15:22

Произведение оценили (+): ["Михаил Макаров"]

Произведение оценили (-): []