Зуд

ЗУД

(философская поэма)

I

Вначале был позыв,
был зуд,
взыграние утробного младенца,
освобождение от пут –
вдруг разразившееся скерцо.
Но плод спелёнат и умят
(во рту торчит затычка-соска),
он помнит боль и чей-то взгляд,
скольженье воздуха по бронхам.
Зачем он в коконе лежит?
Зачем он здесь?
Кому он нужен?
Он – астронавт, метеорит –
рождением своим контужен…

Проделав путь в мильоны лет! –
от инфузории до homo –
он извлечён теперь на свет
 из вечного уюта лона.
А вдруг не зря он прорастал?!
(ему казалось, он – бессмертен!)
Но миг рождения настал.
Он умер, ожил –
и в конверте,
в бантах
и кружевах сопит,
зрачки тараща в новомирье…
И прежний рай уж позабыт,
и нет еще прозрачных крыльев.

Он привыкает понемногу:
вот дом,
вот облака ползут…
И именует
звучным слогом
свой новоявленный уют!
Но, предваряя бунт,
жесток и крут,
в крови
елозит…
 зуд.

II

Что б делал ты
без глаз и без ушей,
угрюмый homo
с радостным оскалом?
Что б делал ты,
не будь вокруг вещей,
которые
душа твоя взалкала?
Играл бы ты на скрипке,
будь рука
изящной щупальцей?
Жевал бы ананасы
без челюстей,
зубов,
без рта?
Без ног твоих –
где танца выкрутасы?!
Зачем и кто
тебе подсунул то,
чем ты владеешь
выспренно и гордо?
Твоё ведь тело –
вовсе не твоё.
Оно неведомо
(как странная природа).
И как бы ты
ни дёргал за усы,
за волосы –
себя и тех, кто рядом, –
ты не поймёшь,
откуда в море зыбь,
 и почему душа –
нелепая монада.
Печалься, homo,
радуйся, горлань!
Ведь ты не вдруг…
Куда бы ты не плёлся,
ты попадёшь в Тмутаракань
иль в избу,
 залитую солнцем…  
Ты по себе не сам,
ведь не себя родил ты!
Ведь был толчок
и сокращенье мышц!
Испытанное предком-троглодитом
выталкиванье
на сухой камыш…
Вокруг тебя,
в тебе
свершает тайный труд
всепроникающий
и всемогущий…
зуд.
 
III

Приходят мысли,
словно алкаши –
потрёпанные,
заспанные,
злые
иль…
убелённые
как маковки вершин,
где тени мрачные
ни разу
не ходили.
Приходят мысли –
и давай плясать
под памяти
капризную музыку.
И руки тянутся
то грабить,
то давать;
и то в строку,
то нет
ложится речи лыко.
Откуда, зуд,
пришёл ты?
Что меня
ты мучишь мыслями
в нарядах балаганных,
цепляя разума
слепые якоря
за тину
тихих омутов
коварных?!
Инстинкт ты
загнанный
или
небесный свет?
Итог вкушенья
яблока Адамом?
Иль обезьяны
неуклюжий след? –
горящая в подкорке
рана?!
Ты неустанно
нас ведешь к концу,
тобой задуманному –
 к старости и смерти?!
И, как жених,
идущий ко венцу,
своей невесте
шепчешь
о бессмертье?!
Ты правишь миром –
телом и душой.
То гневаешься праведно,
то любишь?
Мы – дети малые,
а ты – большой,
благой…
мы – злые,
почему
ты нас не губишь?!

Я сер как все,
и сер, как я, весь люд –
в невзгодах, в радости
мы шлём счета кому-то;
нас подмывает
вляпаться в мазут, а
мы виним в том
непонятный зуд.

IV

Все мы были –
теперь нас нет.
Как же так
получилось вдруг?!
Вместо плоти живой –
скелет.
А в душе –
вековой испуг.
Мы ходили по той траве –
кто в хитоне,
а кто в кольчуге,
в телогрейке
иль при шарфе –
с грустной думой
о светлом чуде…
Непонятен мне
парадокс, –
как живое
вдруг мёртвым стало?!
Сердце смолкло,
отключен мозг, –
кто посмел
поломать детали?!
Все мы были,
 и вдруг нас нет…
Мы на свалке
лежим вселенной.
Где же мастер,
зажегший свет?!
Где же зуд,
щекотавший нервы?!
Мы забыли
в потоке дней,
что толкнуло
нас в мир подлунный;
мы решили,
что мы сильней,
чем секунд
равнодушных
дюны…
Мы забыли,
что этот мир
весь истлеет
в огне пожарищ
(древний хетт
не увидел Рим,
а шумер –
праславянских капищ…)
Всех нас не было, –
вдруг мы есть!
(нам казалось
в тот миг рожденья).
Зуд великий,
в нас снова влезь! –
молим мы
среди звёзд
паденья.
Оживи хоть на миг,
хоть на
колыбели полёт
недолгий,
чтоб роса,
муравьи, хвоя
были свежи,
вечны, не ломки!
Нас,
заблудших и одиноких,
нас избави
от смертных пут –
неизвестный
как нить дороги,
забытый зуд!

V

Какая польза мне
свершать добро?! –
мне и в своей скорлупке
тесновато!
Чтоб я отдал
кому-нибудь своё?! –
вокруг лишь волки,
нет в помине брата…
Какой мне прок
заботиться о том,
что было до меня,
что будет после…
Ведь у меня и так
чужим гнилым бельём,
как ржавый чан,
завалены все мозги!
Мне чудится –
вокруг одни враги,
всё претенденты
на мою корону;
её – бумажную –
в грязь
втопчут сапоги,
издай я хоть на миг
подобье стона…
Свербит мне душу
мелким бесом зуд,
сулит довольство,
власть и всепрощенье,
освобожденье от минут,
запечатление
счастливого мгновенья…
Зуд разделился –
не понять кто он!
То он – орёл парящий,
то решётка.
Я раздвоился…
И в моём трюмо –
два отраженья:
ангела и чёрта…
Нет однозначности…
и ни в одном глазу
не видно
ни трезвения, ни хмеля…
Но тщетно
проповедовать лазурь,
 не веря ни на йоту
в просветленье!
Сомненья порождаемы испугом,
а мужество – доверием Судьбе.
 Корпи в бюро
или ходи за плугом:
итог один –
взгляд в очи – там! – Судье…
Мне от назойливых
нет избавленья мук:
кто ты – коварный плут
иль бескорыстный друг, –
в меня вошедший
зуд?!...

VI

Как зуд любви,
внимательной и чистой,
нам отличить
от похоти слепой?!
Что гендер? –
дар от Бога истый
иль грех,
воспетый сатаной?
Талант и пошлость
могут быть совместны?
И творчества
неистребимый зуд –
виновник правды
или лести?
Кулич пасхальный
или кнут?!
Краса телесная.
Душевная краса.
Из них какая
в нас
любовь
рождает?
Когда небесные
слышны нам голоса,
горит какая
и какая тает?!
В пылу невинных
чувственных утех
чем мы с животными
разнимся в сладострастье?
Они и мы любили…
В чем же грех? –
в душе иль в теле?
Что из них опасней?
Сосуд изрубишь –
утечёт вино.
А выплеснешь вино –
сосуд не нужен.
Что с храмом делать,
коли он пустой?
И что с душой,
семи ветрам послушной?
Одно в другом.
И тело – храм души.
И нет иных
предназначений им!
Но часто так:
хозяева ушли –
и входят в дом
свирепые враги.
Коль тленны мы,
как и цветы и птицы,
к чему страданья,
пот и суета? –
к тому ли, чтоб
отверзлися зеницы,
когда поймешь,
что есть плоды труда?…
Как семя
умирает для плода,
как новорожденный
не помнит об утробе –
так умираем мы.
И пустота
посрамлена
живущими во гробе!
И, наполняя мир,
свершает Царский Суд –
огнём раскаянья –
любви вселенской
зуд.

VII

Или всё на земле –
 враньё,
или мы никогда
не рождались…
Тогда пусть
клюёт вороньё
нереальное
нашу память!
Тогда пусть
убивают нас,
тогда пусть
убиваем мы,
из книжных
ненужных масс,
разжигая везде
костры…
Тогда пусть
распинают всех
на заборах,
столбах
и в мыслях,
 и Земля,
как гнилой орех,
пусть исчезнет
из звёздных списков!
Тогда пусть
не любит никто,
если каждый
любить не может!
Тогда пусть…! –
Только всё равно
уже умер
за нас Заложник…
Если вера наша – враньё,
тогда нет ничего,
кроме смерти!
И с рождения суждено
 нам сбивать
надмогильные жерди.
Тогда смысла
и в солнце нет,
и в луне,
и в словах,
и в чувствах…
Человек – это лишь
скелет,
кочерыжечка, без капусты…

Верим мы,
что родились в жизнь,
что она –
нам подарок чудный!
Что минует нас
смерти слизь,
испарившись
от жара зуда…–
Что воскреснет
и стар, и млад,
и богатый,
и небогатый…
и что каждый
найдёт свой клад,
за который
воскрес Распятый…

Но, что делать,
коль зуд ушёл
иль вообще
никогда не тревожил?...
Что нам делать,
чтоб зуд нашёл
в закупоренных
венах дорожку?!...

Осень 1993 г.

Ингвар Йохансон, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 1622 № 117407 от 14.01.2016

0 | 4 | 1357 | 19.12.2024. 02:20:00

Произведение оценили (+): ["Ицхак Скородинский"]

Произведение оценили (-): ["Разумовская Наталья"]