Меня время не пощадило, я поглупел и отцвёл,
и нынче смотрю на женщину, как на книжную выдумку.
Кнут Гамсун


В такую ночь, слегка поддатый,
ни перед кем не виноватый,
поскольку завтра выходной,
по улице Карл-Юханс-гате,
бредёшь в пивную из пивной.

Светло, как днём, народ гуляет,
всю ночь из бара в бар петляет,
в такую ночь нельзя не пить,
себе сверх меры позволяя
дневные трезвости забыть.

Есть в белой ночи что-то злое,
мучительное и больное,
такое, что не пить нельзя,
больное, лживое, дурное,
так всё бессмысленно и зря.

Она сказала: ненавижу...
а ты глумливо и бесстыже,
как тот влюблённый лейтенант,
захохотал... сказала: ты же
ничтожество, комедиант...

Сказала: больше не заплачу,
ты ненормальный, ты пропащий,
тебе уже нельзя помочь...
каким чужим, ненастоящим
всё кажется в такую ночь.

Нет одиночества жесточе,
чем белой ночью, белой ночью,
такой весёленький куплет,
идёшь, и сам себе бормочешь,
и очень хорошо, что нет.

И хорошо, что эти ночи
не дольше сна, любви короче,
они безумию сродни,
проснуться хочется, нет мочи,
в такие дни, в такие дни.

Всю ночь плутаешь, как бездомный,
но этот тёмный бред бездонный,
и эта под лопаткой боль,
и этот свет потусторонний
перешибают алкоголь.

La bella notte, bella notte,
на улице, в честь Бернадота
зачем-то названной, гудёж
весёлых, пьяных идиотов,
чего орут, не разберёшь.