И вот я посылаем в цех: 3. Уже не жалкий парий среди рабочих.

И вот я посылаем в цех…

Молодой инженер-конструктор на Кировском заводе в конце 70-х годов направлен на месячную трудовую повинность в тракторо-сдаточный цех. Закончилась неполная первоя его рабочая неделя в цеху и началась следующая.


3. Уже не жалкий парий среди рабочих


Встал пол-шестого (в первую смену) довольно легко - легче, чем обыкновенно на работу и, хотя испытывал минутами сонную оторопь, вспомнил и проделал многое, навешенное на утро.
Был туман, сквозь который пробивали солнечные лучи - стояла приятная свежесть.

На участке сидела моя тётушка (сменный мастер). У неё оплывшее бледное лицо с одинаково насупленным выражением. Я прошёл, принудив себя поздороваться приветливо-безразлично. "Заявил" о себе, принеся термос газированной воды и заткнув уши ватой. Сегодня я - единственный мужчина, обслуживал подвеску. В минутные, если не менее, паузы со злобно-мстительным чувством откровенно усаживался отдыхать. Тётушка поднесла стопку деталей, чтоб я нанизывал их, когда освобождаюсь от подвески. “Взорвалось внутри”, - но ведь если кое-чего нет внутри, так не поймёт.

После так устроилось, что я оказался "не их" и делал свою работу, вполне приличную, мужскую, которой гордился, если угодно. Подходили наши студентки с озорными ребяческими репликами. Я отзывался о “Бабусе”: "Неграмотная женщина, но вы-то, инженеры, должны современнее относиться к труду" и услышал, - "Работать надо". Что с них возьмёшь, - “засуетился”, оправдывая себя.

Итак, меня отозвали на другой участок - совершенно автономная работа, был рад, а после увлечён ею: переносил тельфером кабины, устанавливал их на окрасочный конвейер. Передо мной стояли какие-то задачи, даже оказалось несколько критических ситуаций, из которых вышел...

Я был не жалким парием среди рабочих, понукаемым и неловким, но совсем - вроде не я, а некто - с неспешной сноровистостью переносящий кабины через проход, привычными точными движениями устанавливающий их на конвейер, и ко мне, как ни в чём не бывало, обращались, совсем не подозревая меня в каких-то особенных ощущениях и новом несвойственном мне состоянии, - обращались даже не ко мне, а к тому “другому”, выполняющему, привычному выполнять дело. Это было внеличное общение, но оно почему-то мне льстило: общение немногословное, но очень весомое, не чтобы поговорить, но при деловой необходимости, и странным казалось так мало слов при таких веских последствиях этих слов, - и льстило, что ожидая от меня этих веских, далеко идущих последствий, мне говорят так мало слов, бросая пару полуфраз, не прибегая к убеждающему многословию и всяким дидактическим ухищрениям, даже не подозревающие усомниться во мне.

На этом подъёме очень легко у меня сказалось старшему мастеру, что не хотел бы "работать с женщинами", потому что для той тётушки убеждение - что работает "лишь тот, кто постоянно скрючен в три погибели". Поскольку вертикальный конвейер в этот день оказался укомплектованным новыми силами, мастер легко согласилась, предложив мне основной, мною привычный, конвейер, - правда, на подвеске во вторую смену. Рад был, что получил целый выходной - полдня после смены и завтра с утра.

***
На следующий день работал куда предпочтительнее - на подвеске большого конвейера со своим ровесником из КБ и высоким пожилым рабочим с тихой улыбкой на продолговатом морщинистом лице. Я опасался до начала, как бы сменный мастер не направила меня туда, откуда я сбежал. Опасения были не напрасны. Подошедшую женщину, сменного мастера, я встретил настороженно по своим прошлым о ней воспоминаниям двухлетней давности. "А почему сюда: вы что здесь вчетвером будете работать?" - возразила она на моё заявление, что послан именно сюда старшим мастером, - "Я вас направлю туда на подвеску, мне там нужны люди". Но выяснилось, что третий временно был переведен к ним именно с той вертикальной подвески, откуда я сбежал, и мы договорилась отправить его назад. Появился и этот третий - пожилой коротыш в очках, суетливо-добродушный. При нём был том Лескова. Он легко воспринял своё разжалование, хотя "там не почитаешь". Впрочем, его затем поставили даже на более предпочтительный участок работы, на съёме с нашего конвейера. Сегодня многие не вышли из-за зарплаты.

Этот конвейер был так устроен, что можно было создавать задел минут на 20, которые заполнял разговорами и чтением ("Достоевский. По вехам имён" проф. Альтмана). Под конец работы глубоко продавил себе руку на запястье, с удивлением не сразу это обнаружив - выглядело угрожающе - напарники испуганно посоветовали "бежать прижечь".

Проходя пить воду из фонтанчика и в туалет, с ревнивым чувством наблюдал на работающего с кабинами, который заставил меня усомниться в том, что я так уж вписывался в “среду”. Это был товарищ из КБ - за версту было видно - под 40, неловкий, со съехавшим на затылок беретом, с белым пухлым лицом, сине-выбритым подбородком и лягушачьим ртом с напущенной верхней губой.

Забавно, что у напарника оказались романы Тынянова, которого статьи 20-х годов я до сего дня читал, и в моей нынешней книге - ссылки на Тынянова как на авторитетного исследователя, впервые поставившего ряд вопросов, и вдруг - упоминание о романе "Визир-Мухтар", при сём читаемого напарником.

Странно, насколько из разнородных случайных элементов варил Достоевский свои романы - героев строил не по логике необходимости, а часто из того, что оказывалось под рукой, по каким-нибудь вдруг возникшим ассоциациям, по случайному сходству лиц, имён - увлекательная игра, приведение в порядок того сумбура, что во мне – “всякого лыка в строку”. Насколько это комфортное ощущение, когда эти обрывки ощущений, прошлого, мелькающих лиц, личин материализуются в моей повествовательной ткани, переставая оказывать неопределённое тревожаще-щекочущее влияние, бестолку занимая мозг.

Сергей Семёнов, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1529 № 114167 от 10.09.2015

0 | 0 | 1438 | 25.11.2024. 02:23:47

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []