На страже нив сияющих заплатами, последнею заставой от ветров,
Стоит лесок – листва худыми латами, как Дон-Кихот, на рубеже веков.

Со всех сторон оплёванный, израненный, и глух, и нем, как потерявший речь,
Глядит с тоской на ближнее и дальнее, вздыхая о своём, что не изречь.

Знать, не с кем разделить тоску-кручинушку, что измотала душу, одолев?..
И спел бы «Догорай моя лучинушка»: «Репертуар, – сказали, – устарел»!..

И не подхватят доброй песни лешие – какие-никакие, а свои! –
Ушли подальше, как калики грешные, на злобный мир, обиды затаив.

Осталось только эхо сумасбродное: ворочается, кашляет, сипит…
Спросонья, спьяну ль: «Боже! Мама родная! Что деется с Расеей?» – говорит.