От креста до креста. Часть первая

ОТ КРЕСТА ДО КРЕСТА
(поэма)

Светлой памяти воина-мученика Евгения(Родионова) и иже с ним пострадавших
воинов Андрея, Игоря и Александра, казненных 23 мая 1996 года под Бамутом, посвящается

…Так вот как яростно и просто
Умеют люди умирать…
С. Васильев, из поэмы "Достоинство".


1

Жизнь как будто, по сути, проста:
Это путь от креста до креста –
От купели святой до могилы...
Путь неблизкий, и хватит ли силы,
Чтоб его одолеть и пройти?!
Все случается в долгом пути…

От креста до креста – не верста,
Это путь многотрудный Христа,
Коль душа не покрылась коростой.
И под свист, как под выстрел, хлыста
Шансов выжить – лишь десять из ста,
А погибнуть – так все девяносто…

2

А завязка поэмы проста:
Снег в крови у ворот блокпоста.
Лишь придушенный вскрик и возня –
В ранних сумерках зимнего дня,
Ветра вой да ночи чернота.
Пустота…

На заставе не гавкнули псы,
Время замерло, встали часы.
Мрак, зловещая тишь: ни гу-гу –
Только кровь на измятом снегу…

Как жестоки удары судьбы:
Из солдат – в одночасье в рабы,
В подземелье, где сырость и тлен,
В беспросветный, безжалостный плен…

Все крещены, но только один
Крест нательный хранил на груди,
А теперь уготовано им
Непосильный страдальческий крест,
Как с подножья на пик Эверест,
С той минуты нести четверым.

3

Их не сразу хватились, не вдруг,
Не обшарили местность вокруг,
Не рванули ни в ночь, ни в пургу,
Словно кровь не цвела на снегу…

Смена поздно пришла, поутру,
Никого не нашла... На ветру -
Сиротливый свидетель потерь -
Лишь скрипела на петельках дверь...

Что же наши «отцы – командиры
Не порвали чужие мундиры
Об российские наши штыки»,
На дыбы не подняли округу,
Проутюжив всю местность по кругу,
Все аулы и все уголки?!

Растерялись отцы-командиры,
Проглотив неприятную весть,
Озаботились "честью мундира",
Разменяв офицерскую честь…

И "в штыки" не рванула застава,
Бедолаг выручая своих,
А, не мудрствуя боле лукаво,
Назвала дезертирами их…

Словно не было в горном логу
Крови, крови – на черном снегу…


4

И пошла на родительский кров,
Хлынув ливнем с поникших голов,
В кровь внося леденящую дрожь,
Не кричащая правда утрат,
От которой и свету не рад -
А безумная, дикая ложь...

Телеграмма ¬- как в сердце свинец:
"Сын ваш в розыск объявлен – беглец…"
В одночасье обрушился мир:
"Сообщаем: ваш сын – дезертир…"

И пошло-покатилось: с крыльца
По селу – от конца до конца,
Подло, в спину, не прямо ¬- с лица:
"Мать дезертира", "отец беглеца"...

Как клеймо, как тавро, как печать!
Только б волосы рвать и кричать:
Нет!!! Не верим! Не верим! Сынок…
Поступить так не мог он, не мог!!!

В Подмосковье искали, в Орле,
По сараям, домам, в барахле,
Среди хлама, в столетней пыли –
Рылись, нюхали и – не нашли!..
По три раза являясь на дню,
Всякий раз «убивая» родню.


В это время в сиротстве своем
Гнили пленники в яме живьем…

Неисповедимы Господни пути,
Знать, судьба ¬-¬ через это пройти.
Что еще предстоит испытать... –
Дай Бог сил тебе, Русская Мать!

***

Нет, они – не рабы, не рабы!
Не пригнули к земле свои лбы.
Раб – лишенный присутствия духа,
Сердце чье безнадежно и глухо,
А пока, если духом не слаб,
Даже ты на коленях – не раб!

Беспросветность, мучительность плена
Сзади бьет по ногам – на колени!
Но в глазах у несчастных - огонь:
Бей! Пластай! А вот душу - не тронь!


5


Так недели – одна за другой,
И беда за бедой чередой,
Потянулись, и день, как полвека.
Непосильный им выпал удел,
И немыслимо, есть ли предел
Для терпенья и сил человека.


Вековая как будто бы тень
Скрыла солнце для них: что ни день,
То допросы, то пытки да казни.
Редкий случай – отстанут от них,
И хоть раз не получишь под дых –
Этот день почитай как за праздник…


Третий день не дают им еды
Кроме хлеба да кружки воды,
Хоть не бьют, и спасибо на этом.
– Вон, знакомая наша, шурша,
Мышка вылезла – тоже душа!
Покормить бы, да корочки нету…


– Слышь, братва, а чего это вдруг –
Тишина – и ни звука вокруг?
Присмирели, что ль, гордые горцы?…
Может, завтра – свобода, не плен,
Ведь, слыхал я, бывает обмен,
Эта…– миссия, ну, – миротворцы?!..


– Размечтался… Забыли про нас,
Кто когда-то отдал нам приказ,
Коньячок попивают на дачах.
В эти наши нелучшие дни
Три сестры у нас общей родни:
Лишь терпенье, надежда, удача…

И, добро, в стенах этой тюрьмы,
Что речам не поверили мы,
Их словам обольстительно - лисьим,
Что души не открыли засов,
Что не дали своих адресов
И домой не отправили писем!

Да и где б наскрести нам деньжат,
Как в тисках, всяк нуждою зажат,
А сейчас ненароком подумал:
Только души родимые рвать,
Как представлю несчастную мать –
С письмецом, что в плену, мол…

Жизнь и так свой оставила след
На лице ее – в сорок-то лет!
Ведь на трех испласталась работах…
Все заботы, как вечный нарыв,
Скачет белкой, себя позабыв,
А не то, что про сон и про отдых…

У тебя, что ль, не так?
– У меня
Мать, отец, две сестры – вся родня,
А с девчонками больше и траты.
По обновкам, когда мой черед,
Я все время хитрил наперед:
Ни к чему мне, ведь скоро в солдаты…

– Вот, подумай, – домой написать,
И на деньги, что вышлет мне мать,
Измываться над нашим же братом
Кто-то будет, обкуренный вдрызг, –
Глотку сразу б тому перегрыз,
Не судьба коль сразить автоматом!


– Нет, без денег – на вечный покой…
И не тешьте себя чепухой,
Не солдаты, а дети вы что ли?
А всю жизнь, пробиваясь горбом,
В лучшем случае – лучшим рабом
Быть у них – не дай, Бог, эту долю!

Нет чудес, и не сдали б сердца
Этот путь нам пройти до конца.
Через казни прошли, через пытки.
Дашь слабинку и станешь роптать,
Озвереют и будут топтать,
Как клубок, размотают до нитки…

Как-то ночью я долго не спал,
Мне явился седой генерал,
Помню: что-то читал о нем в школе,–
Как попал он контуженный в плен,
Не согнул пред врагами колен,
Не сломился в фашистской неволе.

С благородной и чистой душой,
С верой в жизнь неизбывно-большой,
Не принявший ни лесть, ни угрозы,
Крепкий был он и мудрый старик,
Вмиг брандспойтами в страшный ледник
Превращенный на диком морозе.

«День последний наступит когда-то,–-
Он сказал мне,– послушай, меня:
Нет спасительней чести солдата,
Эта честь – оберег и броня.

Мне, казалось, – оставили силы,
Было тяжко порою, хоть плачь,
Когда кровью душа исходила,–
Это все не увидел палач!

И на сердце запало с тех пор,
Прозвучавшее голосом вещим:
Кроме смерти страшнее есть вещи:
Грех паденья, бесчестья позор…


Если дрогнешь, в шакальем их стане
Будешь ползать (когда-то потом),
Никогда с ними вровень не станешь,–
Разве только – рабом иль скотом…

Цель у них – растоптать, обесчестить,
На весах – жизнь раба или честь:
Мне – Отчизну продать, тебе – крестик,
Для тебя он – Отчизна и есть!

День наступит, закатится солнце –
Не дай, Бог, чтобы дрогнула стать!
Умирать все равно ведь придется, –
Важно как ¬- чтоб Иудой не стать!…

Вспоминай про родные места,
Про закаты над гладью озерной
И мечтай, потому что мечта –
Это добрые мужества зерна…


И когда тот приблизится срок,
В час последний, исповедальный,
Ты о Родине думай, сынок,
Перед этой дорогою дальней…»


Тут проснулся я… Зябкий рассвет
Бесприютно сочился в оконце.
День вставал без надежды на солнце,
Лишь в душе разгоравшийся свет,
Словно кто-то затеплил лампадку,
Будоражил, давал еще сил:
Кто стонал, кто во сне голосил.
Мокрый снег опускался в распадке…


– Ни царя, ни вождя за мессию
Не почел и погиб за Россию,
Выше долга не знал ничего.
¬-¬- Дай, Бог, памяти: помнилось прочно…
Вроде – Дмитрий Михайлович? – точно!
Вспомнил! – Карбышев – звали его!


– Крепок духом был «твой» генерал,
Как мучительно он умирал,
И – ни звука! А мы так смогли бы?!
Встать над смертью, царящей кругом,
Над трясущимся в злобе врагом,
Ледяною – и все-таки ¬- глыбой!


6


Утром звякнул засов: – "Выхады!"
Холодок поселился в груди,
И приклад прогулялся по спинам.
Кто-то буркнул: – Полегче, не скот
Выгоняешь на дальний умёт.
Вот, совсем озверели, кретины…


– Глянь, ребята, садов благодать,
Из-за цвета листвы не видать!..
– Дома садят картошку… Никола!
– Мать одна…В этот год не помог…
– В школе нынче последний звонок,
Эх, сеструха закончила школу…


–Слышь, братва, а куда это нас,
Может быть, попугать, как в тот раз?
Может, только куражатся, слышь?!
– Вряд ли, – денег у нас – ни гроша,
А на кой хрен им наша душа –
Им один бог желанный – "бакшиш"…


– Знать, не зря по утрам: тарарам!
Знать их крепко прижали к горам,
Озверели, чинят самосуд…
– Плохо братцы, наверно – "каюк",
Никого, как в пустыне, вокруг…
– Может, наши поспеют, – спасут…


– Мной потерян уж времени счет.
Что сегодня у нас – двадцать треть…?
Погоди…погоди…Не хватало еще
В день рождения свой умереть…


– Братцы, слушай: коль дело – "труба",
Умирать, так не смертью раба:
Ни слабинки – сломают, как спичку!
С нашей верой для них мы – враги,
Их в пыли целовать сапоги,
Быть у них в каждой бочке затычкой?!...


Не до-ждут-ся!!!
– Кончаем базар!
Эй, гяуры, кому я сказал! –
И послал им вдогонку окурок.
«Неужели обрушится мир?
Может, знает чего конвоир,
Да и знает, не скажет… придурок...


Ах, какое палящее солнце!
Может, как-нибудь все обойдется?..»

* * *

Говорят, что в воронку подряд
Не ложится повторно снаряд.
Говорят…
В ней спасенья незримая сила.
А сейчас у нее на краю
Каждый думает думу свою:
Неужель она станет могилой?!..


Их накроет землей – не снарядом,
И, возможно, лежать будут рядом
Или их разбросают тела,
И обгложет зверье эти кости,
Иль бензином плеснут – и дотла?! –
Ни могил, ни холма на погосте…

Юрий Сергеевич Павлов, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1464 № 111867 от 20.05.2015

0 | 2 | 1690 | 23.11.2024. 14:35:19

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []