Джованни Пасколи Поэмы Аты

ПОЭМЫ АТЫ

I. АТА

Иль как из града звонких голубиц
Сын Горга Мекистей бежал что мочи,
Бежал в поля, где злак зеленоват,
Где пилит вяз стрекочущей пилой
Цикада. Убегал сын Горга резвый
Из града Мессы, травами обильной,
Где ужас в нем пылал огню подобно
Над белым опереньем голубиц.
Бежал он сквозь ячмень зеленоватый,
Минуя вязы, прямо в чащу леса,
Гнездо сорочье на бегу задев,
Запыхавшись, с опустошенным сердцем,
Бежал, весь бледный, с иссушенной глоткой
И вслушивался, вслушивался всё.
Затем он крики слышать перестал
Гонящихся за ним, остановился.
Сжигала жажда вены, и мечтал он
В живой источник погрузить ладони,
Отмывши руки от пурпурной крови.

Лягушка привела квакучей песней
Его туда: "к воде, к воде, к воде".
Темна вода, в ней желтые цветы
Болотной розы, белые – нимфеи.
И у ручья сын Горга Мекистей,
Завороженный этим хриплым пеньем,
Увидел там, где жалобные звуки,
Зеленый пруд, где желтые цветы
Болотной розы, белые – нимфеи.
Приблизился, и скользкая певица
Умолкла, булькнул пруд, приняв ее.
Он первым долгом в воду погрузил
Виновную десницу вместе с шуйцей,
Что без вины, и обе стали чисты,
Он чашечкою после их сложил,
Впустивши струйку тонкую в нее.
Напился. А вода чернее смерти,
Красней стрелы, из раны извлеченной,
Зеленовата, гнилостна, бледна;
Окровянились розы и нимфеи.

И Мекистей от омута бежал,
Весь розами кровавыми забрызган;
Бежал далече. И когда в ногах
Смягчился жар горячечный, тотчас же
Услышал за спиной нестройный топот:
Два шага, этот тверд, а этот нет
И эхо от второго покороче.
И дыбом встали волосы от страха
И сердце словно кануло на дно.
Нет, это не паденье алых капель
В те траурные воды, не далекий
Лягушечий призывный стон и плач,
Нет, понимает сердцем: это Ата,
Хромая Ата, старая карга,
Что вынюхала след его в чащобе!
Не оглянулся, но помчался прочь он,
И ветер у него в ушах свистел.

Но, дробный и сухой, всё тот же сзади
Нестройный топот, смешивался он
С дыханием неровным; может быть,
Беглец подумал, дровосека стук
Разносится в чащобе этой гулкой,
Со скрипом перемешиваясь ржавым:
Нет, Ата, Ата, старая хромица,
Бежит вдогон с дыханием скрипучим,
Неумолимая! Уже из леса
Он выбежал, помчась по острым скалам;
Скакал он с гребня и на гребень словно
Козел, насельник гор, и слышал каждый
Бросок и шум от каждого прыжка,
Но снова сзади раздались шаги
И вторило им кратким гулом эхо.
Обрыв пред ним, высокий, бесконечный,
Такой, что и не слышно клокотанья
Потока, что ревет под ним внизу.
Он обернулся, он готов бороться,
Крепки у Мекистея кулаки;
Он размахнулся, захрустев суставом,
Бичует воздух, правою ногой
Продвинулся вперед... сорвался в пропасть.
И в миг падения увидел Ату,
Что над обрывом между двух смоковниц
Явила лик морщинистый со смехом.

II. ГЕТЕРА

Иль как с зарей угасла жизнь Миррины
Любимой всеми, с нею же угасла
Бессонная усталая лампада,
Что знала обо всём. Эвено долил
В нее росы оливы многолетней
И на дороге возле входа в храм,
Закрытый, мраморный, ее повесил,
Чтобы светло Миррине ночью было;
Вотще: та в одиночестве спала.
Но плавно в мутной уличной тиши
В сиянии лампады этой тусклой
Вспорхнула бабочкой ее душа,
Крылами шелестя, на поиск мчалась
Родного тела, дабы отыскать
Цветок своей белейшей нежной плоти,
Цветок, что ночью венчик раскрывал
И вновь смыкал перед лучом рассвета,
Столь жадный, терпкий и благоуханный.
Так шелестящий мотылек искал
Цветок умерший, бил крылами в свете
Лампады, знавшей таинства любви;
Но тела он не находил, оно
Забальзамировано в саркофаге.

Он продолжал по воздуху кружиться,
Как души те воздушные, что поздно
Поднимутся в полет, как благовонья,
Что призваны над умершими веять.
По мутной улице прошел внезапно
С погашенными факелами хор,
С младой пирушки жаркой возвращаясь.
И Моск, от одинокой той лампады
Зажегши факел, прочитал на стеле:
МИРРИНА В СВЕТЕ СЕЙ СВОЕЙ ЛАМПАДЫ
ПОЧИЕТ ЗДЕСЬ. ОТНЫНЕ И НАВЕКИ.
И молвил: «Други, милостив к нам рок!
Миррина спит одна в ночи своей.
Просил Амора я, чтоб он, бессмертный,
Миррины сердце усыпил надолго.
Просил Амора, а вняла мне Смерть».
И Каллия: «Она, как пчелка, прежде
Цедила мед, но жалила пребольно».
Агата возразила: «Нет, мешала
Плоды с колючками, с грибами фиги».
И старый Федро: «Мир же ей, несчастной,
Разменивавшей золото на медь».
Качался он, вином духмяным пьяный,
Там, в непроглядной уличной тиши.
Над головой покачивалась мерно
Лампада, что венком из роз увита,
Быть может, взятым с благовонной плоти,
Невидимою бабочкой шуршала.
Но вот зажгли хоревты от лампады
Все факелы свои, а после громко
Призвали авлетрид с двуствольной флейтой
Самшитовой и в факелов сиянье
Все двинулись топочущей толпой.

Но не душа. Осталась и смотрела
На свет и удаляющийся хор.
От демона бежала, что умерших
Заплесневевшим душам кажет путь;
Бежала и, одна, теперь не знала,
Куда идти; стояла у подножья
Своей гробницы в тусклом свете лампы,
Что знала тайны все. А ночь была
В разгаре, в небе звезды золотые.
Услышала она и шум и плач
Пронзительный и поняла – Эвено.
На много дней утратил сон Эвено,
Он знал теперь, что в этом саркофаге
Навеки замкнута его гетера.
Рыдая, настежь растворил он дверь
В тот храм прекрасный и, схватив лампаду,
Вошел. Проворно лезвием меча
Поддел плиту тяжелую гробницы
И сдвинул и обеими руками,
Коленями прижав, поднял ее.
Душа любимой с ним незримо рядом.
Со скрежетом смешался тяжкий вздох
Эвено: ту, что он хотел увидеть,
Нашел он мертвой. Там была Миррина,
И с воем дал он мрамору упасть,
Любовь его и грезу погребая.

Бежит, бежит душа, уже петух
Неблагозвучным гимном славит жизнь;
Он славит жизнь, она же среди мертвых.
Не одинока на дорогах смерти,
Но среди многих, многих, что, сияя,
Вдруг исчезали в мутной пустоте.
Пути не знала. Множество теней
Во тьме бродило, видела она,
И исчезало: шли иные следом
За демоном безоблачной дорогой,
Другие неразумно избегали
Руки судьбы их. Но она бежала,
От демона бежала столько дней,
Пути не зная! Вскоре обратилась
К одной душе и девственной, и чистой,
Что пролетала, взор стремя на землю,
Спросила о пути своем. Но та,
Душа безгрешная, вся задрожала,
Как осокоря молодого тень:
"Не знаю!" – и в безмерное Ничто
Ушла. К другой гетера обратилась
Душе и хрупкой, и святой, сидящей,
Руками скрывши плачущий свой лик.
То мать была, что думала доселе
О детях; и душа ей отвечала:
"Не знаю!"; и с мучением в Ничто
Исчезла. И гетера среди мертвых,
Как средь живых, бродила без помех;
Напрасно, ибо было очень стыдно
Метаться ей, нагой и беспокойной,
На перекрестках на глазах у всех.

Меж тем душа бессонная Эвено
Летела мимо, мчась к реке забвенья,
Чтоб жажду утолить. И не узнали
Они друг друга, взглядами не встретясь.
Миррина прочь метнулась с перекрестка,
Спросив дорогу у души спешащей
Неузнанной. Эвено ей: "Спешу".

Тогда еще быстрей душа Эвено
Помчалась в ужасе; за ней нагая
Душа гетеры грустной. Та исчезла
Далёко от нее в тумане вечном;
Гетера же, любимого утратив,
На новом перекрестке встала. Внемлет
Шептание, и тонкое такое,
Как у цыплят в яичной скорлупе.
Тот шепот, прежде слышанный гетерой,
Со стороны к ней доносился, сбоку,
Такой благочестивый и смиренный...
Цветок своей прекрасной плоти видит
С нетронутыми лепестками. Тотчас
К себе привлек Миррину этот звук.
Там, приминая травы луговые,
Душа нагая глянула на землю,
Меж двух смоковниц диких и неплодных.
И зрит средь асфоделей и нарциссов
Сидящих между жизнью и ничем
Теней тончайших, собственных детей,
Ей нежеланных. И в руках бескровных
Они цветы цикуты злой держали,
А также нечестивой ржи колосья
Себе в забаву. Между мертвых сидя,
Они у бездны были на краю.
Миррина побежала к ним, а дети,
Молочные и сморщенные, криком
Ее встречали бледным, побросав
Цветы, с подскоком побежали,
Размахивая длинными руками,
Бессильными; как на дороге,
Размокшей от дождя, скачки звучат
Бегущих дряблых, дряблых малышей
Болотной жабы, так и эти дети,
Не знавшие рождения, бежали
Пред тем как милосердия просить!

Но вот пред ними бронзовый порог
Большого дома. В атрии угрюмо
От воя псов, подземных сторожей.
И юркнули туда толпою дети,
Дрожа в ознобе, вслед за ними мать
В потемки вечной ночи погрузилась.

III. МАТЬ

Иль как ударил Главк в забвенье пьяном
Святую мать свою. Мать не смогла
Смириться сердцем сколько ни хотела
С ударом тем по кроткому лицу,
От горести изношенное сердце
Разорвалось; и умерла она.
И тотчас добрый демон с вышины,
Быстрее мысли, напослед мелькнувшей
У матери, взял трепетную душу
И, вознеся, умчал ее далёко.
Там, дважды, трижды окунувши в Лету,
Напутствовал: "Забвение навек,
Душа благая, всех твоих страданий!"
И на вершину он вознес ее,
Где больше света, красоты и Бога,
В Элизий сладостный, откуда душам
Возврата нет к земной юдоли бренной.

А сын ее в подземные глубины
Низвергнулся, в пустынный мрак Аида
Настолько ниже собственной могилы,
Насколько выше звезды от нее.
Во тьме был опрокинут и подхвачен
Громадой вечной хляби и качался,
Повиснув среди пропасти безмерной;
И там, пока вращается планета,
Его носило, било о преграды
Могучих стен, накатом грохоча.
Так душу Главка увлекали воды,
Бросая на облизанные скалы
Иль глубоко засасывая в омут.
Ни мысли нет, ни проблеска луча,
Лишь грохот да безвременное время.
Там, где с рыданьем упадают воды
В провал, прибило душу Главка
К пещере гулкой, выплыл он из черной
Волны реки, бегущей под землей
Стремительно. Там раздавался плач,
Загробный плач, плач мертвых после смерти,
Увы, напрасный! Их слепые слезы
Слегка касались дождевых червей.
Поток страданий Главка нес и вымчал
Вблизи Ахерузийского болота,
И здесь, между землею и водою,
Бродили тени, коих смерть учила,
Готовые вернуться к жизни новой,
Когда того потребует судьба.

И Главк смотрел на ждущих возвращенья
Из ила плотного, куда был брошен,
И закричал он громко, клича мать:
"Мать, это я... мать, это я ударил...
Тебя заставил плакать, но вернулся
В потоке вечном плача о тебе!
Ты умерла... из-за меня! Я умер,
Тобой рожденный...более чем умер!
Да, я ударил, но ведь ты не знаешь,
С какою силой бился я о скалы
Внизу, в потоках бездны; как темно там,
Внизу! О никогда бы не родиться!
О мама, сжалься и прости! Позволишь --
Я поднимусь, лишь захоти -- я встану;
Будь милосердной! ныне будь и присно!
Тебя не трону больше! ... Мать, волна
Меня уносит... так прости. Обратно
Я вниз качусь. Добрей была ты, мама,
Смерть изменила и тебя, как видно!"

Так сын молил. И вот, волна накрыла
Его тягучим илом и, вращая,
С собой хотела унести в потоке
Слепого плача. И река, рыдая,
Помчала к бездне, что взяла обратно
Водоворотом скрытым душу Главка.
Так вечной хлябью в омут нечестивца
Мгновенно затянуло, засосало,
Чтоб снова там, во тьме, о скалы бить.

А мать сидела на вершине мира,
Где больше света, красоты и Бога,
Спокойно, оскорбленную ланиту
Прижав к ладони, и ее качал
Эфира беспредельный океан,
Вверху ее баюкая волнами.
И вот, лицо с ланитой оскорбленной
От пясти оторвавши, осмотрелась,
Прислушалась. Предстал ей добрый демон
И рек: "Иди же к благодатной Лете
И вновь испей, не испила ты вдоволь!"
Она пила. Но из прекрасных глаз
Катились слезы, падая в те волны.
И добрый демон, прикоснувшись благо-
говейно к ней, сказал: "Испей еще!
Ещё испей, не испила ты вдоволь!"
И та припала вновь к струям летейским,
Но слезы градом упадали в них.
О нет, не испила забвенье зла
Святая мать, и, плача, поднялась,
Сказав ему: "Я слышу, сын мой плачет.
Веди к нему!" Не прекословил демон,
Ведь сердце матери сильнее Бога.
Он с ней спустился, и сошла под землю
В обитель плача, и достигла топи
Ахерузийской. Там она средь тины
Бесформенной бродила, среди грязи,
Что вечно принимала хлябь в себя,
Внимала рев подземного прилива
И тщетный плач, тот вечный плач усопших
На черных реках, из багровых рек.

И там, внизу, поток с рыданьем бросил
В пещеру Главка, вновь он был затянут
Волной реки, бегущей под землей,
Загробным плачем, плачем после смерти;
И снова выброшен вблизи болота;
Там закричал он громко, клича мать:
"Мать, ты добра, ты изменилась в смерти!
А я тебя заставил плакать, мама,
Я, сын твой, был твоей виновник смерти..."
Но та ему из горестного ила
Кричала так под грохот вечных вод:
"Дитя мое, я не хотела смерти,
Внезапно умерла я против воли,
И не скажу, что всё это ничто,
Всё лишь игра... Иди ко мне: прощаю!"

И Главк поднялся. Вместе мать и сын
На землю вышли из трясин болотных
Она – страдать, он – причинять страданья.


Оригинал

http://www.fondazionepascoli.it/2014/Poesie/pc33.html

Триандафилиди Александр, поэтический перевод, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1462 № 111368 от 24.04.2015

0 | 0 | 1467 | 20.04.2024. 11:01:36

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []