Весь день твержу: печаль моя жирна.
О Боже, как жирны и синеглазы
стрекозы смерти, как лазурь черна.
О. М. 1934

1

То ли позднего тебя перечту -
и печаль жирна, и чёрен чернозем,
то ли пчелы Персефоны на лету
тени оставляют в голубом.

Как река, похожая на ту,
подступающую в близкой тьме -
так легко подносишь ты к лицу
руку - и рекою по стерне
растекаешься, а здесь была трава,
это было летом, в черный зной.
Вот опять — печаль твоя жирна.
И черна лазурь в лазури голубой.

2

И ты повис на собственных ресницах
над черноречьем, речь твоя черна.
Как бесконечно долго будет длится
печаль твоя, как долго бьет волна
в пустую плоть камней, а корень первородства
растёт сквозь камень плит, сквозь соль морей,
и счастье там живет, где мука и сиротство,
и тишина еще, где притулиться ей.

Сквозь ту — венецианскую - бауту
и свет, который ты не превозмог,
просвечивают ласково и жутко
Рахиль и Лия, что плетёт венок.