Человечные сны Сергея Кудряшова

Человек оживает, когда засыпает. Сны и есть его настоящая жизнь, полная вероятных приключений. Кажущаяся фантасмагория деталей и сюжета любого необычного сна – всего лишь унылый взгляд из этого логически обоснованного мира. Но! От двадцати до тридцати лет своей жизни человеческое существо, оцепенев по стойке смирно или свернувшись калачиком, ловит на священном для него ложе Морфея короткие и яркие вспышки прозрения, в которых за несколько минут проживает намного более живую жизнь, чем та, что караулит его с утра и будит пинками первых солнечных лучей:

Мы умираем в цвете лет и ходим мёртвые по дому
жуём резиновый омлет и пьём тягучую истому
упёршись ночью в рыхлый бок знакомый видимо супруги…

Прозренья эти – отблески бытия иного порядка. Неправда, что сон – империя теней, опутывающая дремлющий разум тенётами импульсов-раздражителей внешней среды. Мозг в этом случае лишь сбрасывает оковы повседневности и погружается в увлекательный мир настоящего прорицания. Свободное падение во времени и пространстве, особенно в четверг – дарит нам вещие символы высшего знания, после разгадки которых человек превращается в оракула и обретает вечное счастье в блаженном беспокойстве:

…я тень, облёкшаяся в прах,
я говорю, как Заратустра,
и губы сковывает страх,
и слово стиснуто до хруста.

Пророчества – второе имя поэзии. Поэтическое сознание в полной мере включается в работу именно тогда, когда обыденный разум обмяк и не представляет угрозы для полётов интуиции. Сколько всего было предсказано во сне! Сколько великих строк родилось посреди ночи – лихорадочно записанных на первых попавшихся клочках бумаги и поэтому оставшихся жить или скоропостижно скончавшихся, поскольку коварная дрёма побеждала ослабленную мраком волю творца. И всё же только во мраке, в тени обжигающе-светлого и пустого мира уместен поэт:

В бетонном обществе деляг, как ни прискорбно это,
но удивителен сам факт присутствия поэта.
поэт уместен на одре, как уходящий в тень –
в июле, в марте, в январе, всё дальше каждый день…

А если ты пишешь днём и выковыриваешь слова из коросты обыденности – шлак продуманных строк лишь умножает твою скорбь. Печаль ядовитой мудрости растворяется в беззащитном теле листа, впитывается всеми его кровеносными клетками и даже если введена сыворотка правды – то и она уже ничем не может помочь, ибо надменная ирония интеллектуальной мысли уже всецело властвует над трепетным сердцем. И мысль эту, изречённую пером, уже не вырубить топором позднего раскаяния. А значит, пересчитывая скудное золото цивилизационных благ, приходится уповать на совсем другое золото – великое золото молчания:

…пусть каждый получит по собственной вере
и будет источником шума большого
но ты убедился на личном примере
молчание больше всего остального…

Солнечный свет – великий враг пишущей братии. Только он вселяет пагубную самонадеянность авторской гордыни. «Без тени сомнений…» берётся поэт за перо и заводит себя в тупик бессмысленности формальных построений. Ибо только ночью кровавое вдохновение проворачивает в сердце безжалостное лезвие музы, рвёт бессмертную душу творца и раскалывает череп писателя на мелкие костяные осколки только что народившихся слов. Обречённая уверенность в этом заставляет истинного певца будущих смыслов доносить до своих соплеменников роковую звукопись предначертаний, очень часто при этом жертвуя собственной жизнью:

…Замолчит ли глупец или жизнью своей,
горстью радужных перьев оплатит учёность?
Или, песня, семь нот твои – страха сильней,
и поют – сознавая свою обречённость?


Сон – мировая копилка творческих идей и громокипящий кубок не вырвавшихся на поверхность эмоций. Черпая из этого волшебного котла густой бульон поэзии, не стоит забывать, однако, о том, что влита в него и капля цикуты самоистязания, капля живой боли первородной души, капля крови неверия в свой путь и муки появления на свет живого слова. Попробовав такого разрушительного концентрата – далеко не каждый поэт способен потом к регенерации. Создавая из себя настоящее, живущее собственной жизнью произведение, он тратит свой энергетический жизненно необходимый запас. А когда тот истончается до критического состояния, напрочь разрушаются и основные инстинкты личности. Инстинкт самосохранения, изначально уже ослабленный у по-настоящему творческих людей, полностью захлёстывает тогда всепоглощающая суицидальная волна океана безумия:

…Разберёмся в себе, рефлексируя, но
высекая такие моменты познанья,
что влечёт головой непременно в окно
с высоты на асфальт из панельного зданья…

И всё же. Даже если поэт умирает – он не умирает. Его связь с внешним миром – тонкая нить слов и сумма всех любовей в них – живёт вечно. Он приходит из снов, уходит туда же и загорается новой звездой на ночном небе каждого прочитавшего его стихи. Каждой взволнованной им душе – светит его мерцающий свет и приглашает её в увлекательное путешествие по бесконечному миру приснившейся Вселенной. И рождается младенец. И падает звезда ему на грудь. И не прерывается связь:

Я не знаю, откуда взялась эта связь,
эти звёзды сквозь продух земного колодца,
этот промельк души в вышине, но – взялась
и дрожит, натянувшись, и всё же не рвётся…

Эдуард Учаров, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 1354 № 108437 от 10.11.2014

0 | 4 | 1563 | 17.11.2024. 15:51:43

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []