* * *
мучнистый воздух улиц. треск частот.
забытая мелодия для бубна.
свихнувшиеся косточки часов
не видишь – только чувствуешь подспудно,
как чувствуют мечтательный озноб
любовники, размятые в ладошке
ехидного амура (этот сноб
смеется и заламывает ножки).
* * *
колода излохмаченных дверей
встречает чьи-то острые брючины.
ты жил, однако вновь архиерей,
прокашлявшись, бормочет про причины,
царапает оплавленный амвон,
глядит в потемки нефа безучастно:
он хочет замолчать и выйти вон,
ведь все это не нужно, все напрасно.
* * *
когда лежишь в кровати в поздний час,
туман глядит из окон близоруко.
ты жарил яйца, ты забыл про газ,
но – бог с ним, ведь сама угроза звука,
движения, дыханья до того
тосклива, что не хочется спасенья.
лежишь, экзаменуя потолок...
таким и замышлялось воскресенье.
* * *
алиса покидает города.
смонтированы титры. впрочем, текста
не видно. коммунальная вода
кидается с натоптанного места
наружу, накрывая тротуар
своей слюняво-ласковой губою.
потоп. переиначенный пожар
в отсутствие напившегося ноя.
* * *
теперь ничто не важно. нет пути,
идущего, дороги, горизонта,
самой необходимости идти;
ни смысла нет, ни вящего резона
использовать цифирь или слова
для сумрачных пророчеств, для рассчета.
в гостиной, под часами, кружева
чернеют, дожидаючись кого-то.
