Х Х Х

Этот стих, словно серый бревенчатый дом,
Где и ставень кривой, и труба косовата,
Где лежит за стеклом прошлогодняя вата,
И к двери через грязь проберешься с трудом.

Вот беда. Неужели здесь кто-то живой?
Я читаю строку — открываются двери:
Желтый свет фитиля, сухари на фанере,
Вязка луку и сетка с целебной травой.

Сквознячок. В поддувале мерцает зола.
Занавески оборваны. Ржавые вилы...
Кто здесь жил? Кто дышал тленом этой могилы?..
Пустота…. Лишь за печкой колеблется мгла,

Да в окладе серебряном некто двоится,
Наблюдая откуда-то издалека
Как на окна крылатая живность садится,
Цепенея от взгляда креста-паука...

Прочно в матицу вбит черный зуб бороны,
На обрывке пеньки муравьи шевелятся.
В мире нету, конечно, угрюмей страны,
И подумалось: «Правильно, если боятся».

Потому как стоим на крылах да на лапах!
Омута будоража седьмым плавником,
Вон раскинулись как на восток и на запад,
Вдоль зубчатой стены грохоча каблуком!..

Выхожу… Сквозь высоких небес решето
Солнце золото льет — травы спелые гнутся.
Что мне стих?.. Но душа норовит оглянуться,
Видно, что-то ей там померещилось.
Что?

КЗ-129