Нынче не разобрать,
что внизу, что сверху.
И не весть, какое над нами знамя.
Я уже и не знаю, во что я верю.
И уже не верю
в то, что я знаю.
Но живу в чьем-то теле, как бес вселённый.
Это тело натягивает одеяло
и мечтает проснуться в иной вселенной.
Впрочем, с ним и такое уже бывало.
От него отступаются экзорцисты.
Их страшит помыкающий этим телом -
чтоб внезапно расстаться с ним
в поле чистом,
под дождем прицельным,
как под обстрелом.
По уставам
нам вечно ходить в мишенях.
Остается из недр домовин дубовых
позавидовать женщинам,
как в траншеях,
с головами скрывающимся в любовях.
Там у них надежнее, чем в спецхране.
И молитвы их не в укор усладам -
то ли в капище,
то ли в Божьем храме.
Жаль, что я аллергии боюсь на ладан.
А снаружи хлещет, снаружи свищет.
И гремит,
резонируя всем простором -
там, где молнии золотом бархат вышит
облаченья небесного,
под которым,
словно кукла, движимая пружиной,
не внимая жизни, не чуя боли,
без дороги шествует одержимый.
И все дальше и дальше уходит в поле.