Заглянул я в кафешку погреться,
отдышаться и выпить сто грамм.
Эта доза полезна для сердца,
для души – так и вовсе бальзам.
Отдыхаю, гляжу за оконце –
там под снегом проходит народ.
Он проходит, а снег остаётся,
но когда-нибудь тоже пройдет.

От таких философских открытий
назревают вторые сто грамм,
в голове прибавляется прыти,
и приятней разглядывать дам.
Их душа, сопричастная тайне,
что-то знает такое про снег –
он ведь тоже ложится и тает,
а потом исчезает навек.

В нашей жизни, как в этой метели,
перемешаны мир и война.
Счет идет у зимы на недели,
и у нас в перспективе весна.
Это время, конечно, иное:
всем по разному в жизни везло,
а ко мне возвращались весною
рифмы, жёны, рассудок, бабло…

Правда, с ними - ненужные встречи,
ссоры, слёзы, посулы чумы…
Тем приятней за рюмкой под вечер
отдохнуть на излёте зимы.
Но халдею с осанкою графа
говорю я: - Не сто… Пятьдесят.
(Всё же в детстве играл я Наф-Нафа
в постановке про трёх поросят).