Никого из нашего племени
на далёкой Руси не осталось -
никого, кто бы помнил, как в долинах поёт трава,
туманы ползут над речкой... раскосо и странно
из-за леса глазеет луна: да, это другая страна.

А мы разбрелись туманом, пошли по миру...
побираемся, что ли, ищем новый приют
вдалеке от печальных рек, сиротеющих, милых,
не по нашей воле оставленных — может, ждут
до сих пор нас?..
да полно, кому тут
брызгать в лицо водою, настоянной на меду!
Наш оплёванный дом, я бы принял цикуту,
если б был человек. Да мне помереть не дадут.

Землемер, обезумев, землю кроил, как резал
по живому и тёплому, и было ему легко,
потому что мёртвую плоть резать неинтересно
и остаться живым невозможно, коли не жаль ничего.

Я бы бросил в разбитое зеркало высохшей речки
горстку лунного света, зазвенел колокольцем в ночи,
я бы лешим остался на родине,
а ныне я вечный
жид... и молчит моё сердце.
Даже не плачет.
Молчит.

(цикл "Набоковский сачок")