
Дверную ручку вывернув до хруста,
Ты входишь в эту комнату. В ней пусто.
Темнеет пол, белеет простыня,
Колышутся на окнах занавески,
На потолке рисуя арабески
Чернилами теней. Но нет меня.
Я – нечто, заблудившееся в теле,
Я – ангел, распростертый на постели
За неименьем собственных небес.
Пространство, обездвиженное комой,
Сужается, и время насекомо
Бормочет тишине в противовес.
Я – выстрел, не раздавшийся из пушки.
Над ухом у меня поют кукушки,
Как будто мне хотят накуковать
Столетия. Я, короток и кроток,
Лежу, уткнув небритый подбородок
В обиженно скрипящую кровать.
Чернеют дыры и белеют пятна.
Невнятно, но по-своему приятно
Опустошаться, грезя наяву,
Покрывшись сетью тоненьких прожилок.
Но ты подуй легонько в мой затылок,
И, может быть, я снова оживу.
Расправившись с моей первоосновой,
Ваяй меня, как Голема, по новой,
Крупицы собирая и крепя.
Светлеет ночь, ложатся тени длинно,
И время, застывая, словно глина,
Под пальцами крошится у тебя.
Спасибо за поэзию, Михаил!
хорошее.
У меня только по Голему могли бы быть впросы, но я уже не помню майринковские подтексты...
Мастерски, Михаил! И захватывающе, как триллеры Леблана. Спасибо!!!
Замечательные стихи.
Геннадий
Комментарии многое добавляют.
И расправляют.
В понимании.
Но так и должно быть.
Как по мне, "ваяй" какое-то не слишком ловкое фонетически словцо.
Оценил по максимуму, но хочу сказать. что вещь очень жанровая, вроде любимого мной «письма в бутылке». И вот имею мнение, что такие стихи надо максимально персонифицировать в детализации — то есть создавать особенные пространства, говорящие о чем-либо, что могло бы выделить уникальные черты героя.
И, кстати, я не понял, почему он лежит на животе? Ему клизму что ли ставят?