Осколочное эхо подворотен
Духоподъёмно – ну, а я бесплотен
Здесь, где осела русская земля
С последним содроганием Кремля.

О, дважды побеждённый Севастополь,
Оживший, отвоёванный некрополь,
Свидетель поражений россиян,
В чьей памяти ты вечно осиян!

Здесь, где сходились армии для битвы,
Творились прямодушные молитвы,
И смерти расчехлённая труба
Трубила, утирая пот со лба.

Здесь, где с отливом дышит побережье,
Внезапно возникает порубежье,
И выглядит непримиримым флот –
Свободы усыхающий оплот.

Я здесь бродил, бесплотный для истлевших:
Убитых, позабытых, онемевших,
И мне являлся вездесущий прах
Виденьями – за совесть, не за страх…

Вот турок, не мечтающий о славе,
Британец, приземлённый в Балаклаве,
Реваншем огорошенный француз,
Зуав в турецкой феске черноус.

А вот матрос, руководимый сутью,
Нахимов, погребённый сухопутью,
Конину поедающий драгун,
Убийственно-находчивый пластун.

В пределах лицезрения – эскадра,
Безоблачные пушечные ядра
Посеяны и кровью изошли
В курганах огнедышащей земли…

А вот баварец истинно арийский,
Свершающий блицкриг кавалерийский,
Вот заново печатающий шаг,
Ведомый самомнением пруссак.

Вот черноморец, павший в рукопашной,
Красноармеец, сохнущий над пашней,
Из комиссаров родом военврач
И жертвенный бессмертия кумач.

Не кланялся наш город минам донным,
Он с континента будет осаждённым
И будет он – защитникам поклон –
Безжизненным пространством наречён.

Не ведали о радостях награды
Герои севастопольской осады,
Всем выжившим наказан Крымский край:
Концлагерь, татарва, Бахчисарай…

Виденья эти вспыхивали, меркли,
Виденья эти заданность отвергли:
Не опроститься русскому уму
На лежбищах и пастбищах в Крыму.

Всё те же мы – я тайны не открою –
В борении с проклятою ордою,
И разумом объяты времена:
Восточный фронт, Восточная война.