О книге Александра Куликова "Поговорим на паскале"

        Четвертая книга автора нашего сайта Александра Куликова "Поговорим на паскале" вышла в этом году, Александр прислал мне ее почтой из Владивостока, и благодаря ей моя поэтическая библиотека стала богаче и ярче.

        На специальной полке у меня стоят книги авторов сайта, присланные, подаренные на фестивалях и литературных вечерах. Здесь - книги Владимира Гутковского, Александра Закуренко, Константина Латыфича, Владимира Георгиевского, Снежаны Малышевой, Татьяны Аиновой, Игоря Царева, Игоря Меламеда, Владимира Мялина, Геннадия Семенченко, Михаила Гофайзена, Виктора Брюховецкого, Надежды Бурановой, Алёны Рычковой-Закаблуковской, Александра Карпенко, Сергея Бреля, Дмитрия Ильина, Александра Воловика, Людмилы Буратынской, Елены Морозовой, Фаины Гринберг, Игоря Лавленцева, Станислава Минакова - пишу по памяти… И список этот не полон. Книги мне эти дороги, с ними и с их авторами связана часть моей жизни, многие стихи памятны, стали явлением, достоянием моего сердца.

         Стихи Александра Куликова, с которыми я впервые встретилась на нашем сайте, всегда выделяла особо, а некоторые из них даже публиковала на своих страницах в соцсетях - делилась с людьми и получала очень теплые отклики. Это хороший тест - среди моих друзей не все люди пишущие и имя порой им не говорит ничего, но стихи вызывают отклик, и он бывает наиболее искренним, непредвзятым.

         Помнится, я поделилась в своем живом журнале стихотворением Александра "Косой дождь" - и какая же была замечательная реакция!

        Книга «Поговорим на паскале» прекрасно издана, единственное мое замечание - досадные опечатки в тексте предисловий и даже в стихах.

         Предисловий - по сути, философских эссе, - в книге целых три, поэтому поэтический облик автора через призму восприятия рецензентов получился объемным.

        Александр Ситницкий - первый рецензент, стиль узнаваем: ассоциативные проекции, ироничные литературные аллюзии, но, в принципе, написано дельно и профессионально. Константин Латыфич - поэт-архитектор со сложным структурированным восприятием текста, аналитик, снимает с поэзии Александра Куликова слои подтекста как метафорические и аллюзивные маски. Александр Закуренко дает определение методу поэтического мастерства своего тезки с присущей ему терминологической тщательностью.

        Сколько читателей - столько и мнений, а если к тому же читатели - поэты и переводчики, то они слона обойдут со всех сторон и изучат от хобота до хвоста. )  Заметки о творчестве своего коллеги мне импонируют своей нешаблонностью и выходом за пределы жанра вступительного слова к книге. Самое ценное в них то, что всем троим рецензентам творчество Александра глубоко небезразлично и с ним они связывают некие добрые ожидания. И я с ними солидарна.

       В предисловиях даны объяснения, почему так называется книга, что такое "шадреш" и пр., поэтому мне остается только делиться  своим исключительно субъективным мнением о поэзии А.К.

 

        * * *

        Книгу я читала не один раз, приобретая знания о том, как смотреть на мир, какие подробности бросаются в глаза, какие размыты дымкой времени… Не припомню, чтобы я так увлеченно читала именно поэтический сборник. Чтобы сразу прочитать, не откладывая. Пожалуй, Игоря Меламеда читала полночи.. Ну и Бродского в юности. И вот с каким-то даже наивным интересом читала Александра. А пишу только сейчас, время такое, знаете...

        Возьмем простой казалось бы пейзаж «Оттепель», где нам даны сначала свет, потом цвет, затем звук, потом опять свет, запах, снова цвет и вновь - запах. Это поэтическая режиссура и отличная постановка. А у режиссера наличествует своя философская система.        Кинематографическим языком проще описать впечатление от стихов Александра (и диалоги в его стихах очень сценичны), как и языком изобразительного искусства - чувствуется, что автор прекрасно разбирается в живописи, а некоторые известные сюжеты вплетены в ткань стиха. Сопряжение налицо. И тут есть критерий довольно точный. В настоящих стихах должен быть этот синтез. Недостаточно музыки одной, или одних живописных проекций, или голой идеи, втиснутой в арматуру стихотворного размера. Все в совокупности рождает поэзию.

         И у Александра Куликова это есть. Плюс драматизм повествования, причем, пронзительной ноты драматизм («Шадреш одной ночи»). А рядом буффонада и мистификация. В общем - самый обычный житейский абсурд.

         Я помню крупные полотна Александра, какие он публиковал на сайте Poezia.ru несколько лет назад, - почти пьесы, в которых автор держал в напряжении читателя по ходу развития сюжета. А в этой книге - другая художественная техника, но драматургия та же.

         Много этюдов и зарисовок, на первый взгляд простеньких. И не на первый взгляд - кажется, что в иных была необходимость окончания, но автор посчитал, что мастеру простят некую незавершенность - непрописанность. А может быть, и вовсе так не считал автор, в незавершенности - тоже своя философия. Я же говорю о своем впечатлении и вкусе, но у автора вкус другой. И логика.

         Но очевидно, что к стихам я буду возвращаться, как и сейчас захожу на страницу Александра на сайте и перечитываю полюбившиеся вещи. И это тоже критерий. К некоторым авторам не возвращаешься - в их доме (книгах) в общем чисто, но неуютно, мебель казённая и воздух конторский.

        Чтение с листа не равноценно чтению с экрана. Книга имеет тело и душу, поле, объем в пространстве, образы-оттиски стихотворений на бумаге.

         В равной степени это относится и к книге Александра Куликова - композиция, иллюстрации (графика очень достойная), поля и расположение текста на странице - все продумано, читать приятно. К слову, это важно для удержания внимания.

         Мне понравилось в новой книге автора то, как он обращается с размером, ищет новые формы, но это не мешает восприятию, потому что сделано мастерски. Иногда на таких виражах ломки размера встряхиваешься. Речь о стихах, написанных традиционным размером, и лишь концевой строчкой строфы или кодой меняющих русло мелодии. Зная музыкальные пристрастия автора, догадываешься, чья это школа в авторской аранжировке.

         Точно такой же эффект встряски и включения внимания возникает, когда при ровном течении повествования вдруг - бац! - парадоксальный образ, игра слов, идиома в необычном контексте («Один»).

        А вот сниженная или разговорная лексика, применяемая с той же целью (исключая язык персонажей), - мне пришлась не по душе, такая маленькая уступка мiру…

        Освоение новых лексических пространств выдают ищущего и настойчивого в своих поисках поэта. И это выгодно отличает Александра от тех, кто годами использует один метод, свой стиль и голос, потускневшие от частого употребления собственные однажды открытые обороты, однообразную лексику, приемы…

        А как органично смотрятся у Куликова литературные аллюзии! Не просто отсылки к персонажам, но интонация узнаваемая - стилизация, почти ремейк («В библиотеке»). Красной нитью - пушкинские цитаты вплетаются в текст, ниточки потоньше - для прочности основы - Хармс, Блок, Пастернак.. Поэзия образованных людей всегда предполагает общение автора и читателя через текст. Культурный шифр обоим ясен (в том числе условный язык евангельских метафор). В отличие от прикладного стихосложения, где всегда игра в одни ворота, часто пустые…

         

        *  * *

         В заключение приведу несколько произведений из книги, которые меня наполняют радостью, покоем и благодарностью автору и Тому, Кто некоторым из нас дает такое зрение.

 

Шадреш грозы

 

1

 

И жаворонок пел с утра,

и так, как будто в этой песне

рефреном шло: «Христос, воскресни».

Но в дом уже вошла жара.

 

И складками ее плаща

казались красные гардины,

раскрытые до половины

так, что виднелся край плюща,

 

который вился по стене,

как локон сказочной русалки.

Два зайчика играли в салки,

а третий ждал их на окне.  

 

Глеб встал и выпил молока

из кузнецовского стакана,

отрывок из Тертуллиана

пометив каплями слегка.

 

2

 

А жаворонок пел да пел,

и стрекотал в ответ кузнечик:

мол, всё поёшь, заняться нечем,

забыл, как много в мире дел?

 

С утра пораньше на гумно

слетать, порыться там в мякине, -

вдруг от щедрот Господь подкинет

одно пшеничное зерно.

 

В саду у сойки погостить,

в терновнике увидеть солнце

и, обернувшись веретенцем,

спрясть из лучей такую нить,

 

чтоб в ожидании вестей

о сыне, странствующем где-то,

мать вышивала до рассвета

и свет не нужен был бы ей.

 

3

 

"Что за фантазии, мой друг! -

Глеб думал, одеваясь быстро. -

Ты начитался символистов.

Совсем отбился ты от рук".

 

И жаворонок замолчал.

Глеб глянул в небо - там высоко

парил, раскинув крылья, сокол.

...В гостиной разливали чай.

 

Звучала домочадцев речь:

- Подлить? - А это что? - Попробуй...

И целый день так пахло сдобой,

как будто все на свете - печь.  

 

И сам июль, чей липкий мед

впитала пыльная дорога,

и выгон с невысоким стогом,

и низкий жаркий небосвод.  

 

4

 

Все ждали вечера, и вот он подошел.

Как будто каравай с румяной коркой,

лежала туча, золотясь, над горкой,

сад накрывая тенью грозной и большой.

 

И Глеб фонограф наконец распаковал,

сургуч ломая и шурша бумагой.

Он растворил окно почти с отвагой -

в саду уже с цепи сорвался дикий шквал.

 

Стучали яблоки, катились по земле

под рокот крон, громовые раскаты,

под треск ветвей и молний сучковатых,

под лай собак и ржание коней в селе.

 

Катились яблоки, крутился барабан,

дорожки клинописные бежали.

О, если б так синайские скрижали

писались! Если б так тогда Завет был дан!

 

Пейзаж с миртом

 

1

Этот мир, этот миф, этот мирт
на окне и на фоне заката…
Этот вечер - этиловый спирт
ранних сумерек голубоватых.

Это хитросплетение крон -
сон, сумевший сморить Василиска.
Этот сложенный, как эмбрион,
вяз на склоне, склонившийся низко.

2

Это время, которого нет,
черно-белое Постхиросимье,
этот желтый неоновый свет -
будто медный пятак в керосине.

Этот выгнутый скобкой залив,
отражающий призрак фрегата…
Этот миг, этот мирт, этот миф
о голубке с вершин Арарата.

 

 

Кьеркегор

 

1

 

А аптекарь всё так же стучит своим пестиком в ступке,

судомойка скоблит котелок, конюх чистит коня

и скребок выбивает. Воркуют на крыше голубки.

Эти звуки всё так же, как в детстве, волнуют меня.

 

И темна, и сыра моя комната в доме невзрачном.

Только музыке всё нипочем, проникает она

сквозь сердечко на глухо забитом оконце чердачном

и туда, где лучу преграждает дорогу стена.

 

2

 

А в трактире напротив едят надоевшую семгу.

Был улов хоть куда, даже слугам пришлось попотеть.

Рыжий Вилфред с трудом ремешка распускает тесемку.

В жирных пальцах лоснится, как золото, жалкая медь.  

 

В переулке обжорном замызганно, чадно и пыльно.

Что ж, еще один вечер отправлю в далекий чулан,

что открою в гнетущей тоске - моем замке фамильном -

тем заветным ключом, что скрипичною музыкой дан.

 

 Седанка

 

1

Край непуганых печей,
след полозьев, тень от дыма.
Время - медленный ручей -
подо льдом журчит незримо.

Одинокий краснотал
примостился у пригорка.
Ветер возле постоял
и пошел по крышам шоркать.

2

Как надсадно лает пес!
Будто проглотил ворону.
На ночь птицелов-мороз
накрывает сетью крону.

И стоит, как лунь, она,
пряди свесившая ива.
В небе синяя луна -
прорубь на краю залива.

 

Оттепель

1

Пейзаж - дагерротип,
деревья серебристы.
Вдали какой-то тип
бежит, гремя канистрой.

Промозглые дворы -
свет желтых окон смутен.
Над лужами пары
как испаренья ртути.

2

Лежащие в воде,
чтоб затвердеть, пластины,
они теперь везде.
Знакомые картины

валяются у ног,
сверкая амальгамой.
Над лужами дымок
как дым из окон храма.

Страница Александра Куликова на Поэзии.ру https://poezia.ru/authors/ovelha330

 В Избранном https://poezia.ru/works/112005