115 лет со дня рождения русского поэта Дмитрия Кедрина. 17.2.1907 - 18.9.1945

В XVII веке из японских провинций Басё было не видно, какой конец поджидал русских поэтов века XX...

"Право на чудачество - единственное право полуголодных поэтов..." (Сигизмунд Кржижановский - блестящий русский писатель и поэт XX века, также умученный своим временем).
 Ему принадлежат несколько афоризмов, часто цитируемых, но всё это  мысли, вложенные им в уста своих героев...
Однако в его записных книжках есть и исключительно внеконтекстуальные высказывания. Например, такое: "Самое омерзительное на свете: мысль гения, доживающая свои дни в голове бездарности..."
 

Вот именно это слово, Надя, - геноцид собственного народа. Кедрин - одна из жертв. И хотя его убийство до сих пор не раскрыто, в том, что это именно убийство, сомневаться не приходится, за три дна до него было покушение. Что не прощал ему официоз, несмотря на то, что в литературном багаже у поэта были блестящие исторические полотна и пронзительные стихи о войне? Трезвое отношение к нелицеприятной стороне войны, реализм в описании тыла, отсутствие фальшивой героики. Иносказания и эпиграммы - "У поэтов есть такой обычай..." или "У поэтов жребий странен, Слабый сильного теснит. Заболоцкий безымянен, Безыменский именит.."

Но самое главное - отказ быть осведомителем...
Каково было жить в этой атмосфере? Остались свидетельства - они неуничтожимы. 

 Кроме воспоминаний  Светланы Кедриной, Евгении Гинзбург, Льва Копелева, рассказов Шаламова, писем и воспоминаний Сергея Фуделя, стоит почитать "Милосердия двери" Алексея Петровича Арцыбушева  и воспоминания Веры Сергеевны Бобринской (о ее отце священнике Сергии Сидорове, расстрелянном на Бутовском полигоне), послушать, что рассказывает об выдающемся ученом Николае Козыреве его сын Дмитрий Николаевич Козырев, наконец - романы Юрия Домбровского...
 
Благодарю, Надя, за Ваш отклик, рада пониманию и единомыслию.

Это передовица, социальный заказ, выполненный  военкором...
Таких было много и они выполняли свою важную роль: "С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой..."

 Но это не спасло поэта от чекистского сапога, как и многих, кто пытался служить родине словом.

 Сравните с гудзенковским:
"Бой был короткий.
 А потом глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую..."

или со строками Дегена:

"Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Михаил, по поводу "ещё": точно ГПУ, а не ВЧК? 

Михаил, очень жаль, что Вы не удосужились прочесть текст по ссылке, которую сами же привели.

Но теперь практически всё понятно, а у меня к Вам осталась одна просьба. Вы писали: "переводчика Зенкевича (не путать с поэтом Зенкевичем) " - так не сочтите за труд пояснить, о каких двух разных людях Вы сказали. Достаточно привести их имена-отчества и даты рождения. И поэта, и переводчика. Никакого труда это составить не должно, не так ли?

Был мотив, Владислав. Полученный гонорар. И против своего желания один комментатор это здесь ссылкой подтвердил.

Доброго дня, Владислав! Простите за пространный ответ. Короче не получилось.

 Мы, конечно, достоверно не знаем о том, что произошло, было ли это уголовное преступление или политическое. Хотя свидетельства родных скинуть со счетов нельзя.

 Но я могу достоверно утверждать, что отказ быть сексотом  грозил совершенно реальным риском для жизни.

Приведу фрагмент воспоминаний дочери Сергей Иосифовича Фуделя М.С. Желнаваковой о своем отце: «“Знаешь, - сказал он, - был со мной такой случай. Это было в Большом Улуе. Я тогда немного укрепился душой, нашел работу и квартиру и вдруг вызывают меня в Минусинск, сама понимаешь куда, вызывают и предлагают стать сексотом. Не предлагают, а приказывают и дают понять, что если я не соглашусь, то мне будет плохо. У них ведь разговор короткий. А на кого мне доносить, не на этих же полумертвых интеллигентных старушек, которых привозили туда пачками на открытых грузовиках? Они ехали стоя, держась друг за друга слабыми своими руками, и по приезде уж и слезть-то как следует не могли, а когда слезали, сразу же спрашивали слабыми своими голосами: «А где здесь туалет?»…  На них мне было доносить? Так вот тогда я первый и последний раз в своей жизни подумал о…”

Он не сказал это слово - самоубийство, но сделал такой жест рукой и выражение лица, посмотрев мне в глаза, дал понять, о чем он подумал…»

 Тогда всё разрешилось по молитве С.И., это была его последняя ссылка. Событие относится к периоду 1949 - 1951 гг. Полагаю, что ему хотели сократить ссылку, вернуть в Москву, и тогда, по мнению тех, кто угрожал,  нашлось бы на кого доносить.  А так - за 101 км.

 С писателем Домбровским было круче. С астрофизиком Козыревым - забавнее (на следствии, но не в карцере), с художником Арцыбушевым - тоже трагично, с пытками (1946 год).

 Во всех случаях роковую роль сыграло упоминание доброжелателей или сломленных пытками товарищей (коллег) имен будущих обвиняемых. Их сажали по доносу, не опирающемуся на факты, но иногда - на зависть, неприязненное подозрение - к интеллигенции, людям творческого труда.

 Мне есть, чем обосновать свои предположения, я изучала источники и свидетельства.

 И если родные утверждали, что угроза была, - приводят факты и высказывания самого поэта, как можно им не верить?

У Кедрина, как у человека с тонкой душевной организацией, была развита интуиция. Он мог предчувствовать свой конец, но я никогда не поверю, что он мог бы вступать в тяжбы по поводу плагиата (одна из версий), и тем более не верю интерпретаторам, которые пишут, что «это был бытово тихий, забитый человек со зрением минус 17…»

 Забитый человек, прошедший фронт, пусть даже и в ипостаси репортера? Написавший такие мужественные стихи? Отказавшийся доносить на товарища в юности?

В общем пусть каждый остается при своем мнении, дело ведь с убийством замяли, а документы поэта были подброшены под дверь…

 Светлая память ему, читательская аудитория у Кедрина значительная, не попадающая в статистики. Куда важнее попадание в сердца, чем попадание во времена, которые меняются, по-новому расставляя акценты на ценностях.

 А вот с поэзией подлинной ничего не происходит. Ее золотой запас все равно будет востребован. Главное, чтобы поэзия не подверстывалась в качестве иллюстрации к другим временам. Как это случалось у нас здесь со стихами Бориса Чичибабина. У каждого времени свой суд, свои свидетели, свои документы, подлинность которых устанавливают то же беспристрастное время, настоящие исследователи и архивные документы, истинность которых, в сою очередь, никакими технологиями не уничтожить…