Мой дед был рыж, как прусский таракан,
и громогласен, и умён, и ярок.
Вояка, интриган, политикан,
телец, наглец, гусар и не подарок.

Но он меня любил. Учил считать,
(читать я научилась незаметно),
водил за ручку в детский сад. И Надь,
и Вер, и Оль – подруг моих заветных –
терпел с их визгом, смехом, беготнёй.
Искал со мной под новогодней елью
ушастых зайцев, говорил: не ной,
что колется. Но не мадмуазелье
занятье это – поиски призов,
мол, не проси, всё принесут и сами.

А он меня на юг через Азов
возил, и тараканьими усами
торговок привокзальных удивлял.
Антоновку скупал. СВ вагона
я помню лоск, колючесть одеял
и блеск звезды на дедовых погонах.
Я помню всё: старинные часы,
по ним я научилась видеть время.
Янтарь из Риги. Шубку из лисы.
В девятом классе – книгу об Ангстреме,
мне, не любившей физику, стишки
писавшей на уроках ли, во сне ли.
Благодаря ли деду, вопреки,
каракулевым воротом шинели
мне мягко стелет детство. Почему ж
так жёстко спать неповзрослевшей Татке.

Под елью – заяц, бел и неуклюж.
И яблоки Азова кисло-сладки.