Обсидиан ухмылок до рукояти сточен.
Клочья оваций в небе, словно обрывки знамени.
Бьются слова немые в неводе наших строчек.
Кто бы ни ладил невод - он не пойдёт за нами.

Рвётся не там, где тонко. И, может быть, поэтому
Шипы сменяются розами без всякого политеса.
А до сих пор с котомкой по жизни идут поэты,
И, разве что, папиросой отличаются поэтессы.

Рвётся душа из тела, словно из рук омона.
Там, где всегда было трое, хватило бы и полутора.
А мы не ломали стены в гробнице Тутанхамона,
Не прорывались с боем по коридорам Лувра.

Скажет дурак: "Иди, мол, по морю, аки по небу."
Мир глядит на подмостки, как фарисей на бога.
А для меня Владимир Владимирович - не кто-нибудь,
А всё ещё Маяковский. И лишь иногда - Набоков.

Век, говоришь, виновен? Так на его веку ли
Вновь осознает империя, что богатства её несметны.
В келье моей темно, и в мире моём накурено,
И на гусиных перьях знак серебра и смерти.