С вечерней вернулась дойки, болотки стянула с ног,
обула галоши, спросила: – Всех покормил, сынок?
Вышла во двор. Над базом – Стожаров зарделся пожар.
Села, подойник запевший в коленях привычно зажав.
Лбом уткнулась устало в тёплый коровий живот.
– Прячься скорее, мама! Папка домой идёт!
В стойле ведро не бросишь, парного надоено всклянь...
– Может, уснул уже? Сына, пойди, потихоньку глянь.
Ворочался муж за стенкой, поматерился, затих,
пока собирала ужин неслышно почти, на двоих.

Пар над картошкой вьётся, лоснятся в рассоле грибы.
Шепчутся мама с сыночком, про чай смородный забыв.
- Мам, а ты видела море? Вырасту – там будем жить.
Выучусь на капитана... Правда же, мама? Скажи...
В бездне над самой крышей Стожаров пожары искрят.
Сопит у окошка, руки крыльями вскинув, "моряк".

Отчистила мужнины боты, в сеньцах отдраила пол
и с недочитанной книгой присела за кухонный стол.
Вздыхала, сочувствуя Скарлетт в её несчастной судьбе,
и медленная слезинка катилась с ресницы к губе.
Вздрогнула – пьяный за стенкой хрипло ругнулся во сне.
Рванула с гвоздя полотенце...
                              сдавила кадык посильней...
В окне дотлевали Стожары – пожарища дальних миров,
ворочались, ночь догрызая, челюсти старых часов.