Лабиринт II.

1.
Z.B.

Каждое сказанное слово
всегда только часть слова.
Часть, ждущая остальных частей
в виде одобрения или несогласия.
И это ожидание,
сходное с ожиданием автобуса,
на сотом километре от города
поздним мартовским вечером,
когда красный закат
красит в красное наледь,-
есть ожидание дома.
Места,
куда бы хотелось дойти.
И где можно, сказав себе: «Здесь»,
получить подтверждение.

Так иди же!
Вдаль от себя по дороге к себе,-
лентой Мёбиуса.
Даже если движенье по кругу
не дает ничего,
кроме трассы,
петляющей между холмов.
Кроме глаз воспаленных.
Кроме стертых ботинок.
Кроме губ, вопрошающих: «Где?»
Кроме мысли: «Не здесь…»

Не страшись!

Ибо дом не нашедший -
обретает его.




2.

Он не может догнать себя.
И видит как тот,
кого он не может догнать, -
сворачивает в переулок,
садится в автомобиль,
заказывает тур в Таиланд,
посещает солярий,
или меняет одни деньги
на другие деньги.
И ежедневно,
входит в свой офис
и выходит из офиса.
Поднимается в лифте
и спускается в лифте,
умножая знакомых
в телефонном табло.
Собирая их словно гербарий,
расширяя себя
как круги по воде,
раздавая визитки.
Раздавая пожатия рук.
Раздавая,
как будто по ложечке чайной,-
скорбь на похороны,
деньги на флирт,
страсть на спорт,
и слово: «люблю» на семью,
и слово: «прости» на страховку.
Меря время
мерой движенья от цели до цели.
Старясь меняться местами,
с тем,
чья спина впереди.
С вереницей других -
сотней лучших, чем тот,
кого он не может догнать,
начиная утро с пробежки
вдоль улиц.

И встречая лишь тех,
кто уже повернули
обратно.


3.

«Я готов подготовить себя
к восхождению.

Чтобы стать чемпионом,
способным сразить даже полубыка
аперкотом и правой прямой.
И на пьедестале,
поднимая вверх руку,
в знак безусловной победы
нокаутом.

Я готов подготовить себя
к свету рампы, и звону бокалов -
при вручении премии
лучшего в боксе и рестлинге.
К интервью в телекамеры.
К раздаче автографов
К признанью своих мемуаров
бестселлером.

Я готов подготовить себя
быть оформленной строчкой,
знакомой цитатой для всех,
эквивалентом надежды.
Венчаньем многих трудов.
Воплощением
живописца и скульптора.
И стать экспонатом музея.

Я готов подготовить себя
к роли статуи, отлитой из воска.
Сохраняя боксерскую стойку,
напряжение мышц,
и поднятый вверх подбородок
перед самым победным броском.
Перед гулом оваций.
Переходящим в легенду.

Я готов подготовить себя
оказаться навек помещенным
в «Галерею героев»: -
«По мраморной лестнице –
на этаж нулевой».
Где ровный подсвет галогеном,
и рот приоткрытый твердеет
от эффекта фреона.

Я готов подготовить себя
к путешествию вниз.

Словно к центру Земли
до себя самого,
возвращаясь чрез заросли дрока.
Идя через рожь.
Идя через реку
по шатким мосткам,
где утром стирали белье,
а после сушили.

Я готов подготовить себя
к обретению снова
слова как слова.
Чтобы то, что оно означает
стало тем, что оно означает,
И чтоб имя мое,
опознавая меня,
стало именем только моим.

Я готов подготовить себя
к ожиданью признанья
что, словно шершавая нитка
от воздушного шара
на детской ладони –
оставило след в давнем сне,
сквозь который я слышал:
«Добрночи!»

Я готов подготовить себя
стать согласным
с дорожною пылью
с каждым шагом своим,
с размером тропинки,
протоптанной средь сорняков,
с каждой кочкой
и с каждою сорной травою.

Я готов подготовить себя
к восхождению снова.
И снова, как слова,
появлению – там -
между темных холмов…

А дальше на холм –
тебя кто то толкает
как камень.


4.


Кто то окликнул по имени.
«Это значит,
что нитку твою
постепенно мотают
на палец»




5.

Прекрасноволосая.
Она говорит себе: «я»
и хочет соответствовать
настоящему времени.
И думает - стоит ли
ставить знак равенства
между желаньем и счастьем.

Секундой живущая.
Она обретает себя как себя,
когда словно ветром пустынным,
захвачена взглядом чужим.
И в зеркале том отраженная,-
сверяет что есть,
и то, что могло быть.

Венцом одаренная.
Она ищет предел
до которого может дойти
тот, кто бродит
в потемках Дедала,
освещаемый этим венцом.
Но, увы, не находит предела.

Из сна выводящая.
Она снова и снова,
как слово «Добрночи!»
по нитке шершавой
в сон уводит другой-
тот, где прикосновенье –
недолгая чья то надежда.


И бровь подводящая.
Она подбирает на случай
свой взгляд, как реплики
тембр настойчиво ищет актер,
желая прийти к пониманию роли.
И, предполагая успех,
настроена на аплодисменты.

Застывшая трепетно.
Она ожидает того,
кто черную линию туши
сочтет маскировкой,
себя занимая, меж тем,
что каждый дареный топаз
публично считает за счастье.

И страхом плененная.
Она, как будто бы чайка,
над морем десятибалльным.
Боится объятья. Боится открытья
себя словно комнаты детской,
где спрятан стеклянный секрет,
подобранными наспех ключами.

И, мненьем гонимая,
от быстрых желаний своих
до места без этих желаний,
она заставляет плутать
идущих навстречу
cо словом последним
из книги с известным концом.

И смотрит на север,
туда, где индийский венец *
над облаком в аквамарине
возгорается рядом со Львом**.
И надеется ждать
приходящего чуда,
как чуда.


6.

«Жизнь заканчивается привычкой жить.
Когда разницы нет между тем,
что я вспомнила только сейчас,
и тем, что я помнила долго.
Все спрессовано намертво
как будто бы в кубике льда…
В фарфоровой чашке - чай английский.
И крекер на розовом блюдце.
На тумбочке шведской,
заказанной по каталогу-
(чуть-чуть с переплатой)-
по левую сторону,-
чтоб было рукою
легко дотянуться! -
у самого зеркала:
кольцо с ограненным топазом,
с нефритами фенечка,
неполный флакончик с духами.

Хотелось бы «Isatis Givenchy»,
но будем довольны
и чем то от Келвина Кляйна.

Вчера не успела доехать
до автоцентра «Peugeot»…
А завтра не опоздать бы
на сессию Tatoo салона…

Расчесывать волосы
и бровь подводить…

И может быть кто то сегодня,
как будто ключом серебристым,
тихонько откроет…

Нет, нет….

…как будто водою проточной
спрессованный лед,
где время мое неотличимо
от времени общего,
вдруг сделает
точно такой же
проточною долгой водою.
И так, чтоб пространство мое,
вдруг стало чуть шире
того виртуала,
куда, уходящая в поисках,
и сопоставляя слово со словом,
я ребусов не разгадала – насколько
желанье мое не желать
тех мест, где не будет желаний,
не сковано будет желаньем другим,
как спекшейся глиной,
что быстро становится камнем.

И чтобы рельефная мышца
сразившего полубыка -
единственным стала ландшафтом
от линии жизни на левой ладони
до каждой знакомой ложбины.
И стала бы только моим
продолженьем рисунка,
что в детстве пыталась чертить.
стараясь себя опознать как себя,
как круг, что не может вписаться
в очерченный раньше квадрат.

И чтобы я тело свое
считала чуть - чуть незаконченным.
Творимым, как будто, из воска,
до долгих пределов таких,
куда только может дойти -
(устремляясь к созвездию Льва!) -,
проточная эта вода,
чтоб там запустить
единственно верный хронометр,
способный отсчитывать
разницу времени…

Между тем,
что я вспомнила только сейчас,
и тем, что я помнила долго…

Чтоб стать мягкой глиной.

И пытаться не быть
средоточием прочного камня».



7.


По нитке шершавой-
тело к телу.
С ощущеньем не тела,
но следа.



8.

- Слышишь?
- Услышана!

И тише,
над крышами.

- Выше...?
- Не взвешены.
- Дальше?
- Не душно нам.
- Там ли…?
- Не тайные.
- Созданы…
- …слитые
- Спрошены?
- Вброшены!
- там ли?
- открыто ли?
- Впущены?
- Впущены
- Признаны?
- Призваны.
-Узнаны?
-…разными.
-Скрытные…
-…скрыты мы.



9.

Левое и правое
перестает быть левым и правым.
Тополь, оставаясь ферзем,
пытается поставить шах дальней березе.
Береза – раскручивает разогретую поляну
против часовой стрелки.
Напряженные стволы сосен
дополняют эффект головокружения,
продолженный перпендикуляром шоссе,
на котором красный автомобиль
на бешенной скорости приближается к повороту.
И уже видны расчерченные линии автотрасс,
эстакады с движущимися синими, зелеными,
серебристыми прямоугольниками,
постепенно становящиеся точками,
как будто кровеносными шариками,
движущимися все быстрее и быстрее,
лишь только вдыхаешь воздух.
Лоскутное одеяло пашни.
Колокольня над круглым озером,
за которым приземляется парашютист,
провожающий взглядом,
уходящий на второй круг биплан.
Неожиданно блеснувший
искривленным лезвием
малый приток большой реки,
неизменно стремящийся к устью.
Краны над песчаными конусами.
Вереница самосвалов, идущих в порт.
И по левую сторону от порта
– железная дорога, с громыхающим «скорым»,
влетающим через мост к вокзалу,
где каждый пассажир, двигаясь
согласно утвержденному расписанию,
вдруг делает шаг в сторону,
сталкиваясь плечом
с другим пассажиром.
И по правую сторону от порта,
уходящий под «Прощанье славянки»,
белый, с поблескивающим на борту названием,
(которое плохо видно с берега) – теплоход,
где на третьей палубе уже начинаются танцы.
А прямо по курсу загораются бакены.
Качающиеся речные лампады,
чей трассирующий по воде свет
определяет движение корабля
точно по центру - между темных холмов.
С одного из которых, спускаясь вниз,
через лес, с доледниковыми травами-
тимьяном, ясколкой,- снова приходишь туда,
где береза, становясь ферзем,
пытается, ставить шах тополю,
который раскручивает остывающую,
покрытою росой поляну
по часовой стрелке.

Правое и левое
перестает быть
Правым и левым.

И буквы каждого сказанного слова,
даже не получившего подтверждения,
видятся в темноте
частью горящей азбуки.
И, меняясь местами, текут
как заговоренное Теслой электричество.
Как золотистые рыбы, обменивая
воспоминание на воспоминание.
Страх на страх.
Стыд на стыд.
Предчувствие на предчувствие.

И желание дома
на желание такого же дома.

И не важно
на каком языке.

2008

*На картине Тициана Ариадна, отвернувшись от Вакха, смотрит на мерцающий в небе венец «Северной короны».
**Птолемей относил «Венец Ариадны» к созвездию Льва.

Константин Латыфич, 2011

Сертификат Поэзия.ру: серия 1376 № 88908 от 25.08.2011

0 | 0 | 1696 | 17.11.2024. 18:24:52

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []