Вадиму Месяцу.

Здесь моря соль и крепь известняка
работают над верностью раствора.
И гонит кучевые облака
над капищем седого Антенора,

зной разбавляя, – ледяной мистраль,
оттачивая линию прибоя,
в сосновую вкрапляя пастораль
цветенье розмарина и левкоя.

И медленно меняет часовых
на башне той, что шахматной ладьей
отрядам городов береговых
поставит мат. И праведным судьей

в проливе появившимся флотам
сей долгий ветер обернется разом.
И, письменным доверившись листам,
вдруг станет он законченным рассказом

в темнице генуэзской – как исток
для каждого грядущего момента.
Впустив в Европу шелковый Восток,
и завершая форму континента.

Здесь колокол, как склянки, в полчаса
один раз бьет. Веранда Марко-Поло
пустеет ночью. Слышно голоса
у лавок сувенирных возле мола,

и скрипки звук за первым же углом.
Туда ведет извилисто дорога.
Там факелы, как прежде, над столом.
И официант подносит осьминога.

Здесь вновь узнаешь истинность лица,
угли найдя под ветхою золою.
Как будто сын, вдруг вспомнивший отца.
Как будто бы воссозданный землею.