Как живая лиса в меховом магазине,
как застенчивый стоик,
как битый атлет,
я дрейфую куда-то на тоненькой льдине
по бокалу плененных,
пленительных лет.

Вот выходит Булгаков.
Он в тертой шинели.
Но откуда шинель?
Гоголь-моголь.
Кресты.
Киев снова в осаде.
Творожат метели.
И безносых убийц проступают черты.

Появляется Горький.
Как бусины яда
на сливовых губах проступает рассвет.

--Оставайтесь на Капри!
На дне, если надо.

Все равно вас затянет,
потянет на след.

Сколько вас,
непослушных,
смешных
или слабых!
Саша-Аня-Марина!
Сережа-Максим!

Пар над супом.
Закрытая в термосе правда.

Меховое манто над упругостью спин.