Срывался — и переставал,
но это не каприз.
Не плутовал, не бастовал:
набрасывал эскиз.

Он был как будто не готов
к искусству января.
Тянулся нехотя на зов
слепого фонаря.

Лениво поверху скользил.
И все-таки к утру
созрел
и миф изобразил
резьбой по серебру.

Берёзы в ряд, узор оград,
газоны вдоль дорог.
И город стал, как на парад,
величествен и строг.

А он бестрепетно глядел
на почести ему.
Как будто разом охладел
к успеху своему.