В угодьях водных и лесных,
рождая речь простых созвучий,
и дикий зверь и гад ползучий
не знает истин прописных,
когда, куда ни посмотри,
равно за глазом безоружным
происходящее внутри
происходящему снаружи.
Но есть такой в природе свет,
передающий звук и запах,
в котором чувствуешь внезапно
на рубеже враждебных сред:
печаль пчелиную, тоску
осиных гнезд и хохот птахи
волнообразный, словно взмахи
тяжелых крыльев по песку.
Откуда он в меня проник,
достигнув высшего накала,
чтоб, просветленная, на миг
душа на цыпочки привстала?
Ползет ли кроха-муравей,
плывет ли рыба на стремнине –
все откликается отныне
в глубинах памяти моей.
Смогу ли я живую прыть
полупрозрачного растенья,
не повредив его строенья,
в живую строчку превратить,
чтобы раскрытый наугад
мой стих гербарием не высох
и отозвался на губах,
словно обычный вдох и выдох?