Степь цветет (из романа "Азартные люди")

Ты получил известье, что древний манускрипт, какой мнился утерянным, есть, в единственном сохранившемся списке там, куда ты держишь путь. И ты сможешь, наконец, верно узнать, какой из опрыскав владыки в тех стародавних временах одержал верх в дворцовой интриге ( хотя нет и не было дворца) и исказнил под корень других своих братьев, и был ли он старшим – а коли был, то власть его законная… Ах, да не все ли равно? Что ты ни прочтешь в той книге, всё едино: ветер все тот же, и могильные сколы плитняка те же, и змеи лишь меняют кожу.
И только бессмертная жажда пускаться в дальний путь полна новизной и всегда в цвету. О сем много поется песен, и много притч. Вот одна.
Жили-были тут, говорят, молодой батыр, искусный в бою праведном и в лихом разбое. Угонял стада многие у дальнего, а ближнего щадил, и за то слыл справедливым, имеющим сердце. Зорко он, зоркий сокол, стерег добро свого рода. Не был джигит знатен, однако пригож собою.
И повстречал он у ручья ее, свою любовь, девушку в весенних летах. Ничего, кроме красоты и ранней молодости, не имелось у нее. Еще вот разве кувшин длинногорлый, тонкой работы, что достался от покойницы матери, а той – от ее матери. С ним-то на плече и шла она, девственно покачивая станом.
Претерпел он безумство весны, истомившей его явно, а ее тайно. Сделался джигит лют в делах кровавых, и даже забывал, кто ему ближний, кто – дальний, не думал о том, а только о ней, и стал яр. И ночи его были беспокойны.
И в пору жарких осенних бурь сделалось батыру совсем тяжко. Напролом идущие ветры, сеятели живого, были полны пыльцы и семян. И мертвая пыль, пыль терпенья и неживого зноя мешается с живой пыльцой. Животворный самум проходил над пустынями и степью, взмывал к горам, достигал и дальнего моря. Даже волны морские обсевал семенами земли, и мечтал, как меджнун, оплодотворить их, изменчивых, земной живостью – и злаками, и ковылем, и полынью, и иными травами; и цветами, и дроком, и деревами плодными.
А батыр не был меджнуном – не утекал в пустыню, дабы подвигом любовного безумья утолить себя. Он и так жил в пустынной степи, бросался в горы, но горная прохлада и жаркий набег только на краткое время давали забытье.
А его ненареченная дева-мечта металась ночами на горячей циновке, прижимала к низу живота, ко круглящимся бедрам ладошки. Если луна была полна, то юная девушка тянулась к ней, как змейка к дудочке бродячего факира. Воздух вокруг нее был с запахом уксуса и миндаля. И более ничего не скажем о том.
Год минул, и новый пришел Новруз. И вновь кругом сделалось мучительно прекрасно, и жизнь празднует свой праздник, не скупясь на зелень, алость, желтизну, голубень и белизну, безумства и смех цветущих красок. Роса же в этих суховейных краях стыдлива, как юница, и исчезает, едва светанье.
Но вот отец ее, иссушенный скудной жизнью в этом скудном краю, бросил несколько глухих слов. Она, дочь его, тайно осмотрена и найдена справной, и потому ей честь: девочку за хорошие деньги запродали в младшие жены владетелю улуса, и пора в дорогу.
И эти двое разминулись путями и не было меж ними прощанья. Вернулся влюбленный батыр в стойбище, все узнал, но ничего не сказал. Пошел он на берег малого озера, поросшего острой травой, и молча плакал. А потом вдруг завизжал страшно, сбросил рубаху и так, голый по пояс, бросится на острые камни, желая умереть. Однако же, только поранился, и грудь его словно покрылась алыми маками. И тогда он сорвал тетиву с лука, что была яремной бычьей жилой, и охлестнул ею шею и стал душить себя. Сильное тело долго не хотело умирать, но любовь сильней жизни.

Александр Медведев, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 733 № 80992 от 02.07.2010

0 | 0 | 1372 | 20.04.2024. 11:27:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []