Кто с крылечка сойдёт?

Иногда я думаю: "Хорошо, что всё это произошло не со мной!" Но потом понимаю, что само слово "хорошо" здесь не только неуместно, но и кощунственно... Я так боюсь примерять на себя эту чужую, в общем-то, историю. И отчего вот уже около трёх лет упорно заставляю память вытаскивать из своих потайных ящичков мысли, чувства, боль и ещё что-то такое, что не даёт сердцу биться спокойно и раздольно...

Снег падал задумчиво и как-то нехотя. И падал он не вниз, а - вопреки всем законам притяжения - вверх, медленно набирая высоту. Но в конце концов, поняв, видимо, неправильность собственного замысла, не принятого кем-то там свыше, снежинки ложились вповалку на застывшую землю и всё плотнее и плотнее прижимались друг к другу, будто им
становилось легче вместе перенести поражение под натиском всевозможных подошв отечественной, преимущественно, обуви жителей небольшого посёлка Листвянка на западе О-ской области. Натиск этот был не столько сильным, сколько постоянным. Люди спешили по делам, высоко подняв воротники и втянув плечи в пуховики, пальто и телегрейки.
Светланка, годовалая пухленькая девчушка с ямочкой на одной щёчке и забавными глазками-бусинками (цвета редкого драгоценного камня аксинит) в обрамлении бахромы чёрных густых ресничек, высоко задрав мордашку, поднимала ручки в пушистых шариках варежек и пыталась поймать белое богатство, валящееся на неё сверху из перевёрнутой тарелки фонаря. "Ба-ма-ба-ба" - голосок звучал звонко и уверенно.
Лариса, мама девочки, уже минут пять, как остановилась прямо посреди тротуара. Она стояла, не замечая недоумённых взглядов прохожих, натыкающихся на неё неожиданно и некстати. Куртка-дутыш мышиного цвета, в которую была одета молодая женжщина, намокла, покрылась тёмными пятнами и стала напоминать шкуру жирафа, вдруг оказавшегося поздним зимним вечером в холодной российской глубинке. Капюшон с пушистым искусственным сероватым мехом, едва прикрывающий затылок и тыльную сторону тоненькой длинной шеи, довершал сходство всей худощавой Ларисиной фигуры с экзотическим животным, втянувшим голову в плечи от непонимания и безысходности происходящего. Звонил телефон. Лариса переводила взгляд с дочери на фотографию маленького ясноглазого мальчугана, который улыбался беззаботно с дисплея. Звали мальчишку Тимофей. Тимка. Тимоня. Тимушка.
Три года назад Тимка первый раз увидел снег. Это было в воскресенье. Ноябрьские праздники бывшего Великого Октября, которые по старинке отмечала вся бывшая уже страна, подходили к концу. Шумные компании подвыпивших приятелей, сослуживцев, родственников и просто едва знакомых людей, сошедшиеся на время отмечания годовщины революционного (читай - насильственного) свержения существующего государственного обустройства жизни, ещё к обеду поняли, что всё переговорено, вызнано, выпито и больше ничего интересного не предвидится - пора расходиться по домам. Посёлок пустел и затихал. И лишь Тимкин смех рассыпался смешинками по небольшому двору, примыкавшему к одноэтажной бревенчатой избе.
Изба принадлежала Ларисе и её мужу Валерию, статному круглолицему поджарому мужчине, геологу по профессии. Валерий жил дома - сезон экспедиций закончился вот уже несколько лет назад, чудесным образом совпав с окончанием сезона: пионерских лагерей, турпоездок по стране, профилакториев по профсоюзным путёвкам; с окончанием сезона
"Чёрных касс" и многих других привилегий, сопровождающих звание "простой советский человек". Можно было отдать всю свою любовь жене и маленькому сыночку Тимочке, тем более, что больше делить её было не с кем и не с чем. Как говорили друзья, Валерий вовремя "не подсуетился" и теперь работал за двенадцать тысяч в месяц охранником в крупном городском супермаркете, в который ездил на двое суток через каждые два дня на тряском маршрутном ЛиАЗике.
-Ларочка, не пора вам домой? Стемнело, - Валерий выглянув в форточку.
-Идём, идём!
Лариса подхватила сына, болтающего забавно ножками в маленьких детских валеночках. Забежала с ним на крыльцо. Дверь скрипнула и пропустила хозяев в тёплые сени, застеленные половиками и завешанные душистыми пучками высушенных: чабреца, зверобоя и душицы.
_ Ко-ка-ко-ка, - малыш, болтал, тянулся ручками к Ларисиному лицу и, как всегда, улыбался.
- Ты запомнил, солнышко! Покатилось-покатилось Олино колечко. Покатилось-покатилось с нашего крылечка. Кто с крылечка сойдёт? Кто колечко найдёт?
- Ко-ка!
- Умничка моя! - Лариса сняла, наконец-то с сына валеночки; кроличьи варежки, шапочку и шарфик, любовно связанные ещё в те длинные вечера, когда они с Валерой ждали появления Тимки на свет; комбинезончик.
- Папа, встречай сына!
Дверь отворилась, Валера подхватил мальчишку на руки, перешагнул через высокий деревянный порог, закружил малыша по просторной светлой оранжево-жёлтой кухне. Тимка смеялся. Лариса разделась, вымыла руки в умывальнике - бабушкином ещё, круглом с пипкой в виде длинного округлого на конце штыря, торчащего снизу ёмкости, так похожего на вымя бабушкиной же коровы Зорьки. Позвала сына:
- Беги, будем ручки мыть, кушать кашку и спать.
Тима, переваливаясь с ножки на ножку, потопал к Ларисе, ухватился за худенькие мамины пальчики. Лариса вымыла холодные от мороза щёчки сына, пухлые ладошки, напоминающие раскрывающийся бутон тюльпана, вытерла насухо, поцеловала.
- Бл-бл-бл, - Тимка заглядывал в зеркало, висящее прямо над умывальником.
- Лар, кашу я сварил, остынет немного и можно кормить этого болтуна.
Ужин прошёл весело и вкусно: "макароны по-флотски" с третью банки тушёнки - для Ларисы и мужа, геркулесовая каша - для Тимофея.
- Покатилось колесом, притаилось за кустом, - Тимка приземлился на зелёной просторной тахте.
- Ларочка, а давай летом съездим куда-нибудь, денег поднакопим, я думаю. Оставаться подрабатывать буду. Тимофей уже большенький - полтора годика в июне будет - и ему радость.
- Валерка, давай! А куда? - Лариса оглядывалась на мужа, моющего посуду, и одновременно стягивала с сына колготки, фланелевую рубашечку, маечку - нужно было переодеться в чистое и укладывать малыша спать.
- А давай куда-нибудь в Европу. А что, ты у меня дольше О-ска никуда и не ездила. Да и я - Сибирь с Дальним Востоком, вот и вся география.
- Ко-ка-ко-ка, - Тимка пытался вывернуться из Ларисиных рук и сползти с дивана.
- Да погоди ты, егоза! Кто с крылечка сойдёт? Кто колечко найдёт? - майка с большими усилиями была стянута с пушистой белой головы сына, сам он снова уложен на диван.
- Давай, на неделе узнаю, сколько стоят путёвки. Может, в Болгарию? Или Германию?
- А давай в Германию! - Лариса натянула на мягкую попку сына трусики, похлопала тихонько по ягодичкам, провела ладонью по плечам, вернулась к груди, поглаживая, повела рукой вниз к животику.
- Давай! - Валера поставил посуду в шкаф, вытер руки, подошёл к жене, обнял сзади, ткнулся ласково в шею, прикоснулся губами к выступающей бледно-синей жилке.
- Люблю тебя, - Лариса повернулась к мужу, не переставая гладить засыпающего сына.
- И я тебя, очень-очень! Что тебе привезти завтра из города?
Лариса не ответила. Продолжала гладить животик Тимки.
-Лар!
Рука Ларисы замерла на мгновение, дёрнулась, снова прошлась вверх-вниз по мягкой кожице, остановилась.
- Лариса, что с тобой? Ты чего не отвечаешь? - Валера наклонился, с тревогой заглядывая в глаза жене. Глаза напряжённо замерли, остановившись в одной какой-то точке на теле мальчика. Взгляд этот напугал Валеру - такими тревожно-вопросительно-отчаянно-неверящими глаза жены мужчина не видел ещё никогда.
- Лариса?..
Под рукой женщины отчётливо выпирал справа от пупика бугорок, похожий на тот, что недавно видела Лариса в фильме ужасов со странным названием "Муха". Там при опробовании какого-то аппарата для телепортации молекулы человека были скрещены с молекулами мухи, случайно залетевшей внутрь этого аппарата. Фильм вызвал брезгливое чувство. Лариса поклялась себе больше никогда такую чушь не смотреть. И вот теперь... "Я схожу с ума..." - женщина повернула голову в сторону мужа в надежде, что это только она чувствует и видит странное возвышение на животике Тимки.
- Валера, что это?
Валерий отодвинул жену в сторону, присел на диван рядом с сыном, потрогал выпуклость. Чуть надавил. Бугорок был твёрдым и упругим на ощупь. Он не исчезал. Не перемещался. За доли секунды в сознании промелькнули понимание того, что это начало чего-то страшного; того, что он должен немедленно принять не какое-нибудь, а единственно
правильное решение; того, что надо во что бы то ни стало успокоить жену. Тут же выплыли мысли о том, что денег не так много, а заработать быстро не получится...
Всё, что происходило дальше, Лариса вспоминала урывками. Участковый врач - пожилая женщина, нехотя выслушавшая Ларису и отправившая её к хирургу; хирург- старый грузин, и его успокаивающий голос "Не волнуйтесь, мамочка, это у ребёнка развиваются мышцы"; УЗИст - молодой человек, долго смотревший на экран, пытаясь, видимо, сформулировать
правильно ту правду, которую нужно было сказать матери, с надежной ищущей взгляда специалиста. Дальше были поиски томографа, потому что в онкоцентре томограф был сломан; отчаянный Тимкин плач в кабинете, где делали биопсию опухоли, долгий болезненный выход из-под наркоза. Результаты боипсии ждали три дня, потому что врач, который может
что-то по ней сказать, сейчас в отпуске. Когда врач, наконец-то вышел, ничего так и не прояснилось: "Биопсию придётся переделывать. Такой диагноз, который установили, вообще не лечится"... Отчаянье. Боль. Слёзы. "Покатилось-покатилось Олино колечко..." "Ма-ма-ба-ко..."
Страшное это слово - жизнь. Страшные это мысли - о смерти. "Кто с крылечка сойдёт? Кто колечко найдёт?"...
Первая химия - Тимка перестал есть, лежал на кровати в семиместной палате областной онкологической больницы безучастный и сонный. Засыпал. Просыпался от рвоты. Лариса исхудала ещё больше, глаза провалились. Единственной целью её теперь было поддержание сил сыночка, кровиночки, лапушки. Валерий, работавший без выходных, звонил каждый час.
Когда на седьмой день Тиму отключили от инфузомата, Лариса попыталась поставить его на ножки, но малыш постоял несколько секунд и упал. Лариса не плакала - сжимала зубы и молилась. Всем подряд, потому что не знала, кому надо молиться.
Потянулись длинные январь, февраль, март. Каждую неделю Лариса ездила с малышом в город сдавать анализы. Когда подошло время второй химии, Лариса уже знала, что перед химией надо обязательно сделать УЗИ и кардиограмму, могла сама программировать инфузомат.
Опухоль не уменьшалась...
Силы таяли...
В один из апрельских дней Валерий приехал в больницу к Ларисе и Тимке возбуждённый и радостный.
- Ларочка, есть добрые люди на белом свете! Мне на работе друзья собрали приличную сумму! Надо искать возможность поехать лечиться в Швейцарию. Или Израиль. Или Германию.
- В Германию... - Лариса попыталась улыбнуться. Валерий запнулся, не договорив. Плакали, обнявшись, долго и отчаянно.
К началу июня были куплены билеты, оформлены визы, собраны все необходимые документы, подписаны договоры с клиникой, переведена часть денег на лечение. Лариса катила коляску по гладким плитам аэропорта Домодедово и твердила, не переставая: " Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Кто с крылечка сойдёт? Кто колечко найдёт? Наша Оленька мала, да сама искать пошла..."
Операция - вот что сказали немецкие врачи. Единственный способ. Нужно готовить ребёнка.
Анализы...
"Сынок, смотри, какая книжечка у тебя новая!..."
Анализы...
"Сынок, давай ещё покушаем!... Ну-ка, кто с крылечка сойдёт? Кто колечко найдёт?" "Мама, го-го-го..." "Правильно, сынок! Гого-го, гогочет гусь, погоди, пока вернусь." Глаза Ларисы слипались от усталости. Хотелось спать. Спать. Спать...
Однажды, когда женщина очнулась от очередного недолгого забытья - громко пищали аппараты - вокруг Тимы копошились врачи, ему переливали кровь. Потом высокий молодой врач подошёл к Ларисе, обнял за плечи и слегка подтолкнул к двери. Лариса машинально вышла в коридор. В палату вбегали медсёстры, врачи... "А жизнь-то остановилась, - подумала Лариса...

Прохожие недоумённо смотрели на молодую женщину, остановившуюся посреди дороги. Женщина плакала и улыбалась одновременно. "Ба-ма-ма-ба," - ворковала годовалая девчушка, сидевшая в коляске перед женщиной. "Светочка, дочка, братик твой, Тима тебе снежок в подарок высыпал из своего ведёрка вон оттуда, сверху, с неба, где всё у него теперь
замечательно..."

Иногда я думаю: "Хорошо, что всё это произошло не со мной!" Но потом понимаю, что само слово "хорошо" здесь не только неуместно, но и кощунственно... Я так боюсь примерять на себя эту чужую, в общем-то, историю. И отчего вот уже около трёх лет упорно заставляю память вытаскивать из своих потайных ящичков мысли, чувства, боль и ещё что-то
такое, что не даёт сердцу биться спокойно и раздольно...

Ольга Пинигина, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 1203 № 71875 от 15.08.2009

0 | 0 | 2096 | 17.11.2024. 19:16:46

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []