Шма Исраэль…., диссидентская повесть, часть первая

Воскресенский массив заселяли с конца пятидесятых… Правда, уже не в добротные послевоенные «сталинки», а в железо-бетонные пятиэтажно-паровозные «хрущёвки»…. Как бы слоями… Такой себе слоенный пирог населения, состоящий из отставной военщины, чумной интеллигенции, задрипанной деревенщины, которой никогда в Киеве не клеили ярлык «лимиты», и прочей энщины, состоящей из довоенных и послевоенных выселенцев из барачных улиц-местечек, постепенно уходивших на слом….

Дедушка Нюма работал в ту пору гальваником в национальном производственном объединении по выпуску грампластинок. Они были во сто крат ужаснее московских и ценились только у почитателей хора им. Веревки. Такими «платівками» можно было убить всяческие творческие побуждения, но это не мешало кавалеру двух орденов Славы относиться к своему ремеслу полнокровно и радостно.

Во-первых, гальваникам полагалось молоко. Так что восьмиклассница красавица-доця Идочка и малолетний преступник, внук-шейгиц Мишка были при молочных реках с кисельными берегами, а дедка при своих вечных сто грамм.

Этими сто да еще сто граммами полагалось промывать гальванические ванны после каждой партии заготовок, которые и становились пластинками с матрицы изготовителя, которую тоже надлежало промывать… Но…

Промывать надлежало и порушенные народной химией крепко пьющие организмы самих гальваников, и тогда по улицам и переулкам неслось местами забубенное, а местами заунывное пенье дядюшки Парлена и дедушки Нюмы:

«фату мешковую одела и деревяшки на ногах…»

«ай да вспомним, братцы, ай да двадцать первый год…»

«а койшен, койшен папигосен, подходи пехота и матросы…»

« артиллеристы, Сталин дал приказ, артиллеристы зовёт Отчизна нас…»

«расцветали яблони и груши, расцвели… каштаны над Днепром… бульвары над Невой… одесские шантаны, естественно, которые винарки… и прочие деревья в разных наливных регионах нашей необъятной Отчизны…»

Так у них возникали всяческие фантазии песенно-творческого оформления – ведь после многократных контрольных прослушек пластинок хора имени Веревки, им хотелось прогавкать уже по-свойски и высказать свой интернациональный протест, выхаркнув за гонорар некую свою особо щемящую душу песню. Естественно, за надлежащий творческий гонорар…

Тем более, что проезжали они ежедневно через остановку Орджиникидзе, где во втором номере в старом еврейском купеческом особняке с 1934 довоенного года располагалось на правах самозахвата Правление Союза писателей Украины, при котором трудились украинские советские литераторы – песенники и весьма далекие от них романисты, обычно крепко тугие на уши.

Скажите, при чем здесь великое Воскресенское переселение… и совместное творчество польского танкиста-гармониста Яцека, сына расстрелянного партработника дядюшки Парлена, чьё имя не с французского переводилось на партийно дозволенный, как «партия Ленина» и деда Наума, который от 20-тых годов и до самого полудобровольного ухода на фронт в сентябре 1941 года честно и трудно сидел на перековке из мелкого городского жулика в некрупный шмок-авторитет… для своей жены дочки и падчерецы.

Поговорим о каждом ко времени. А пока, когда выдохся классический репертуар, сыграл как-то Яцек что-то на смеси полонеза Огинского и официального гимна СССР.

Дед Наум обалдел, а дядюшка Парлен решил заработать…. И накропал текст…. В нем военные траншеи мерно переходили в послевоенные колдобины и ухабы… Над ними парил дух партии и народа столь же неумолимо, как над этой троицей алькогольно-спиртной угар…

Слова выучили, спирт подошел к концу, и тут их пробило…. Кстати, в это же время пробило ровно шесть часов вечера, что извещало конец рабочего дня, и безумный кантор-разнорабочий Изя громогласно на весь цех пропел: «Шма Исраэль».

Это не входило а программу концерта, в котором слава партии мешались с гимном Всевышнему, отчего парторг немедленно подписал прошение об увольнение всего сводного польского-еврейского хора…

Парторг Рудопрыщенко был ещё сталинской закалки и тут же настрочил очередную сексотку, в которой всемирный интернационал смешался со всемирным еврейским заговором и польской интервенцией первой трети семнадцатого века в Россию! Но в ответ на эту сексотку парторга начальник цеха беспартийный хохол Пытенко задал сакральный вопрос….

– Я тебе питаю, хто ж буде працювати… коли підуть усі ці орденоносці? Наші хлопці від тих співів Вірьовки подуріють вже з третього разу і будуть напуватися наче свині… Хай вже ці працюють, але переселемо їх аж за край гуде….

Вот этим «край гуде» и оказалась тихая советская бетонно-барачная Воскресенка…

В годы Гражданской войны старый и ловкий по части жизненной гибкости Серопрыщенко быстренько переписался в Рудопрыщенко, поскольку даже при всем уважении к красным революционным шароварам жить под фамилией Червонопрыщенко не пожелал, а в рудом виделось ему нечто народнецкое, едва ли не от самого Рудого Панька….

И так бы прошло, но в 1937 эта «ржавость» поставила его к стенке… Плюхнул жаркий металл и растекся свинцовым кремом в кровавом мозжечке…. Кровь скипелась в рыжее пятно смерти, но младший Рудопрыщенко пошел по партийной лестнице вверх, поскольку сумел вовремя отмежеваться от столь опрометчивого отца-сиромахи…

Впрочем в те минуты, когда спевшееся и спившееся накрепко интернациональное трио уже вышло за территорию цеха, в котором ковалась духовная культура советских украинцев, потянулись к цеховому бачку со спиртом и не менее пьющие парторг и начцеха…

– Чи ти зовсім дурний, рудий жоржик, чи вже не розумієш гнучкої політики партії… От зрозумій, сьогодні відлига… Тобто усім цим бевзям надано право стати ніби маленькими хазяями, і, як найперше, одному з трьох обов’язково надати житло, а двом іншим нам треба надавати по сраці….Наум, то людина роботяща, своє відсидів ще при батьку Сталіні, а Парлен – це така сволота, що де наскочиш, там і зіскочиш, усе йому не переливки… де відрегочеться, а де й підісре… А от Яцеку можна буде й купу підкласти… Він з пересердя не одразу зрозуміє в яке гівно вляпався, а як змакитрить, то вже не відскочить….

Решение было принято, руководство приняло на грудь, и кавалер двух Орденов Славы Наум Борисович Федоровский получил право на воскресенское новожительство… Но сегодня вечером он шел в Приемную союза писателей…. Поскольку ни у Парлена, ни у него самого, ни у гармониста Яцека в карманах до неприличности не хватало наличных…. Ни тугриков, ни пенёнзов….

Впрочем, у Парлена, как зоводилы, была всегда своя веская продуктивная логика… Не обошла его она и на сей раз:

– Гаразд, шрайберы, у моей Софочки всё равно сегодня будет или оргазм или слёзы… А у нас – заслуженный творческий гонорар! Айда в Правление шрайбер-поцев за гонорарной фронтовой пайкой… И под гармонь-трехрядку ветераны боевых действий Великой Отечественной ворвались вестибюль писательской не-академии….

Их встретила дородная грудастая Полина Аркадьевна с медалью «За оборону»…. Дальше прочесть не удавалось никому, поскольку оборонительный взгляд владелицы боевой медали съеживался до суглинки и выжигал на смерть…

– Стоять! – зычно рявкнула Полина Аркадьевна, от чего трехрядка зыбко кавкнула и заскулила…. – Шо за сброд в наш огород?

– Мы с песней – за гонораром….

– Ни шагу вперёд – пойте, – приказала в строгач вахтёрша

Возвращаясь в родные места
После пыльных военных дорог,
Нас уже не зовёт Колыма,
потому что в Берлине снят срок.

И теперь мы шагаем втроем
По окрестностям нашей страны,
в ней мы весело песни поем
Слава партии вне Колыми…

– Шо-то я не поняла, а с Колымой как? Или там уже и партии нет, а?

– Есть там партии… и не одна… там золото моют… в отрядах, партиях, зонах….
– Вы што ли золото мыли?

– Не-а, Наум строил Волго-Балтийский канал….

– Вот и пели бы про канал…

И теперь мы шагаем втроем
По окрестностям нашей страны,
в ней мы весело песни поем
……
Про канал и партийные дни…

– Это что за дни такие? У нас все дни партийные….

- А у зэков только те дни, когда в стране советские праздники… В такие дни велено выдавать по три нормы…. Вот мы в штрафбате и выдали тройную норму ещё в сорок первом…. Выкосили батальон фрицев-чернорубашечников…

- Вот и пойте про это…

– Про шрафбат петь нельзя…

– Так пойте про то, как фрицев рвали на части…

… Так продолжалось долго…. Наконец, Полина Аркадьевна сжалилась и погнала Наума за водкой… Перешли в зал с мягкими банкетками, где и выпили две бутылки за Победу и победителей. Полина Аркадьевна переписала теперь уже забытый текст в чистовом варианте и ушла куда-то в кабинет показывать то, за что должно быть полагался творческий гонорар…

Политкоректно слова связанные с ГУЛАГОМ, СТАЛИНОМ и прочими негативными явлениями недавнего прошлого заменили на химизацию, кукурузу, с которой всего более не ладилось у певцов и дядюшка Парлен даже припомнил, что во времена Бабьего яра это слово было проверочным тестом на еврейство…. Кукурузу убрали… Гармошку тоже приказали крепко до времени выписки гонорара зачехлить и… проспаться….

Когда наши герои проснулись, их ждала принеприятнейшая неожиданность… Вышел мелкий тип и пролопотал на местечково украинском суржике, что рукопись направлена на рассмотрение в журнал «Батьківщина». После чего всем троим предложили зайти по адресу означенного журнала ровно через месяц, а сейчас уматываться без скандала….

Это сообщил им однорукий усатый инвалид исполинского роста, который жонглировал словами … шас у@бу... и …вашу мать – так ловко, что не понять его было просто нельзя….

Оставалось тихо и печально пропеть....

И теперь мы шагаем втроем
По окрестностям нашей страны,
каждый тюхает тихо домой…
Каждый будет иметь от жены…

Веле Штылвелд, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 70436 от 15.06.2009

0 | 0 | 1778 | 17.11.2024. 19:31:33

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []