Ржавчина Херсонеса, захватанная гурьбой
сонных туристов, солнцезащитных очков, фотовспышек...
Призрачные колоннады акрополя засеяны луговой
стружкой - так, что вьюн да репей оказались выше
несокрушимых башен. Плачь, пастуший рожок!
Каменный прах Эллады гекзаметром осыпается из-под ног.

Розовощёкий скиф лезет на зуб стены -
шорты, бейсболка в пол-лица - уж берётся за край, но
сизобородый старец шепчет над флягой: "Все мы -
горло песочных часов, глазницами книзу..." Случайно
выслушав эти пени, и я, чего доброго, воспою
ветхую юность цивилизации, верней, свою.

Только всё это и так известно, Анакреон скорбей.
Пляс от шалости к ревматизму хрупок, зябок и безупречен.
Не причитать, а утешить... И все при делах: книгочей-
время беседует с ветром на древнепесчаном наречье,
скиф позирует, автор стоит на своём, а вон -
хмурое море баюкает тонкорунные кудри волн.