Пир победителей

Когда садишься на диван, он говорит «пфуфф». Моя считает, что уж больно сильно я прикипел к дивану и экрану. Как честный человек, я должен открыть первую бутылку – чпок! – и признаться, что так оно. Да. Но – сегодня день особый, решающий. Если сегодня мои-наши выиграют, их уже никто не догонит, и они чемпионы. И всё будет хоккей. Первый раз за столько сезонов, ты понял? Это я не вам говорю. Говорю я это другу своему и брату меньшему Ваську, который уже впрыгнул рядом и башкой своей большой вертит, будто ему тоже не терпится первый тайм. Когда он совсем маленький был, то прыгал на экран, пытался поймать шайбу, юркую, как мышка. Потом садился рядом и думал думу, силился понять. И, видать, предохранитель в нем срабатывал, и он отрубался без сознанки и уже не слышал восторгов по поводу своего ума. Потом очутывался, смущенно утирался лапой – и все начиналось сначала. «Умный, – бубучила моя. Хоть кот умный в доме будет.»
И шла нах кюхен, где женщине и место.
В спорте высшего сорта, хо-хо, она не рубит из принципа.

Не хотела ведь плакать, да я это и не плачу. Слезами не поможешь, просто так сами капают. Но подрубить шторы давно надо. На целых, считай, полметра короче исделать. А то по полу волочатся, напоминают лишний раз. Да и от людей совестно. Хорошо, что теперь к нам никто не заходит почти. Потолки в нашей прежней были три метра, а тут два пятьдесят. Вот хоть считай, хоть не считай, а грустно так, что сердце болит. И окон на два помене, так что работы немного, но я бы лучше полетала иглой больше, чем так труд свой экономить.
Как мы хорошо-то жили. Дом был сталинский, кирпичный, не эта панелька. Стены тут не намного толще тома советской энциклопедии.
Вон в пустом окне краса пятилеток – большой завод, страшный, как сон, когда на ночь вечером наешься слишком. Ночью и днем горит факел. Дух от черного чудища отвратный, и в квартире дышать тяжело, как в переполненном автобусе. Да и весь дом как автобус – тесно, многолюдно, бедно. Одно только радует - позади завода и крайних домов с их масенького балкона видать чудо дивное – стадо коров. Это за дорОгой уже область, и пригородный колхоз пасет свое пестрое стадо, и душу бередит, но и греет.
Деревня издетская всопоминается.
Это я сама виноватая. Как деньги дармовые пошли, так понеслось: не хочу быть рабочей крестьянкой, а желаю стать столбовою дворянкой. Увидала в телевизере блядей, как они в одних трусах, стеклярусе да сапогах высоченных, как у пиратов, по сцене скачут – хочу такие ж, с серебряными каблуками!
О те поры как раз и папаша приезжал, Любил он поглядеть такие передачи. Игрища стыдит-костерит, а у самого глаза горят, щеки алеют – нравится. Выкушает водочки из стакашека, задумаетя об чем-то, и сам себе: «Лихо девки пляшут – только лапти шшолкают». Царство ему небесное.
Стенку румынскую чего-то взненавидела. Завитушки, вишь ли, на ней немодные. В журналах другое советуют. Ну и – хочу модную. И – на помойку мебель прежнюю. Забыли, как в очереди три года стояли, и все эти года копили с получек.
А вот теперь нас самих, устаревших, сюда как на помойку.
Как дивиденды-то с акций повалили, пошли средства. Вдруг откуда ни возьмись. Головка-то и пошла ходуном. «Давай кредит возьмем – мой говорит. «Давай» - говорю. Сказано – исделано. А в залоге квартирка наша – как теперь понятно, неслабая. Вот так здесь и приземли нас. Хорошо еще, что совсем бомжами не сделали на сто первом километре. Банкиры, демократы хреновы.
А сапоги мне на память остались. Да только они теперь опять немодные.
Как обстановку выносили, на обоях да на полу открылись светлые тени. Тени прежней жизни. И я ну реветь, как будто-то нас ногами вперед выносят. И только Витька-сын радуется: как просторно стало! Клюшка обнаружилась за штафом и шайба – и он ну гонять ее по комнатам, швырять всюду, голы забивать. И никто его не останавливал. Пусть и окно разобьет – не жалко ведь.
И на этом и работа сделалась, и слезы высохли.

Наши победили. Победили наши! И зря он про нее говорил, что ничего жена в спорте не понимает. Еще как понимает. Понимание она выразила в дензнаках, на которые было по-быстрому сбегано и взято. Одна нога здесь, и другая тоже здесь. И пельмешки покупные сварились, и щи домашние источали тонкий пар, который довольным хвостом поигрывал на кастрюлей.
Подрубленные шторы уже повешены на место, закрывают темнеющую действительность. Но и сквозь шторы проступают багровые пятна – это народ приветствует файерами свою победу и ликует. Шипят и свистят дворовые салюты.
Витька-младший болтает ногами, но его никто не одергивает. Кот чинно сидит на табуретка за столом, лапы щепоткой.
Старший пьет с женой за победу. Он – по полной, она – по половинке.
Все худое забыто, как быльем поросло.

Александр Медведев, 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 733 № 64809 от 29.09.2008

0 | 0 | 1520 | 20.04.2024. 14:31:01

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []