Когда отец был непонятно весел
(А он таким бывал довольно часто),
Мать говорила: «Вновь закуралесил!
Ты только глянь, сынок, на наше счастье!»

Мать плакала. И я, в подол уткнувшись,
Навзрыд рыдал, под стать весенней туче.
Отцовские гостинцевые груши,
Не поднимая с половиц скрипучих.

Под переливы пьяного баяна
И сумрачную песню о бродяге
Я засыпал, но долго ещё мама
Сидела надо мной на бражной фляге.

Шептала с придыханием молитвы,
Взывая к Богородице предоброй.
Как Ярославна в час жестокой битвы,
Вымаливала мужу жизни долгой.

Затем стирала грязные одежды
(В сердцах ворчала: «Где его носило!»),
Чтоб поутру, как новые надежды,
Он выглядел опрятно и красиво.

На службу шел чуть свет, стыдясь паденья,
Не находя себе слов оправданья.
Как сто волов трудился на похмелье
И хлеб насущный нес, как покаянье.