Последний вагон

Уносимся, быстро прощаясь, и маемся долго в пути,
В плацкартах разбитых шатаясь, желаем в том счастье найти.

Но мысли у нас беспокойно невольно стремятся туда,
Где шепчут перроны: «Довольно, – устали в пути поезда».

Здесь сцепщик вагонов печален – последний вагон не нашёл.
В нём Родину мы потеряли, а поезд последний ушел.

Сквозь время, сквозь бури и грёзы, сквозь отмели прошлого сна,
Оставив на сердце занозы по роду судьбы естества.


Забытый вагон на рассвете не тронулся с месту ни чуть –
Он самый последний на свете. Его поезда не берут!


– Станция отбытия СССР, все, кому выдали билеты в последний вагон, пройдите, пожалуйста, на посадку!

Можно ли обмануть время, судьбу, себя…. Вагон будто резиновый…

Это только в СССР придумали шутку о резиновом вагоне… Сначала для тех, кто уезжает в Израиль. Но оказалось, что этот вагон равномерно мигрировал по всей территории земного шарика, и многие выходили из него то в штате Коннектикут, то в итальянском приморском Остио ди Лидо, то в Сиднее, а то и в Новой Зеландии…

Многие искушались остановиться в Берлине и Вене, Ганновере и даже в Париже… Но в Париж и Женеву из резинового вагона не выпускали. На всякий случай….

Так то был резиновый вагон… Многие говорили, что именно за ним подцепили последний вагон из СССР. Особенно для тех, кто ещё пытался спеть; «мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз….

Но уже повсеместно сооружали шлагбаумы и что-то ещё почти опереточное, крайне неряшливое и поспешное… Со шлагбаумами за столько лет так и не разобрались, а из неряшливо-поспешного с опереточными либретто дыхнуло всяческими независимостями… Обычно совокупно определяемыми независимостью каждого от собственной совести…

Я провожатый… Мне самому словно так и не дано выехать. Впускаю на перрон собственной памяти по одному, по двое, в крайнем случае, по несколько человек… Коллекционные экземпляры. Нынче подобных не сыщешь… Отъехали навсегда.

Вот пропустил двух пьяных полковника. Скорее, они не просто, а безобразно пьяны и с тем – самодостаточны.

Один величает другого по уставной форме:

– Дернем по-маменькой, товарищ полковник!, – другой в тон первому отвечает с некой внутренней интеллигентностью:

– А чё б и не дрябнуть, Кирилл Валентинович!

Руки тянуться в карманы добротно-мягеньких светло-серых шинелей. У одного в кармане «Московская», у другого «Пшеничная».

Обладаете экстрасенсорными качествами? Тогда попробуйте угадать, у кого какая водка в кармане?

Правильно, у более интеллигентного Кирилла Валентиновича дешевая «Московская» с зеленой этикеткой… Он штабной и живет на державные.

У второго полковника должность более значимая. Он зампотылу дивизии, которую гонят в Союз… То ли с Венгрии, то ли с Чехословакии, то ли с Германии…

Пьют из горла и после выпитого крепко обнимают холодные бетонные столбы в канун семьдесят третьей годовщины Великого октября…

Картонный мудилка питерский на «Павловских» пятидесятирублевках доволен. Хоть этих ублажил.

У рундука из синего пластика рыдает мелкокостный еврей. Еврея зовут Яша. Яше тридцать семь. Всю жизнь прокрутился простым работягой на военке. Впрочем, и здесь не бедствовал. Проверял прочность подводных электрошнуров на номерных изделиях.

– Понимаешь, провожатый, после Чернобыля у меня нашли рак. Сначала не большой рачок… Думал выдюжить… К тому же в душе была цель. Очень хотел автомобиль… К тому времени у меня было одиннадцать тысяч рублей. Давно мог купить подержанную тачку у своих, из репатриирующихся в Эрец. Но хотел, дурья бошка, «девятку»…. Теперь на книжке семнадцать штук, а Павлов кислород перекрыл. Денег не снять, а класть на дядю можно и без денег. Рак меня скоро доест, а деньги тю-тю… Их просто нет! Меня просто нет… Времени жить у меня нет-нет и уже просто нет…

Говорят, завещай… А кому… Циля даже алименты не взяла… Она сказала, что над моими алиментами дочери буде смеяться весь Израиль… Я же сам не доедал, семье не доносил, мечтал о тачке, а теперь сдохну…

– А давай, Яша, по пару капочек коньячка… Даже смертникам коньячок шибко полезен…

– Давай, у меня как раз араратский пятизвездочный в дипломате имеется…

– А у меня только завтрак от мамы. Котлеты с чесноком…

– Цыля делала с луком, говорила что смягчают мой тухлый желудок… Но скоро и мне, и моего желудка уже не останется… Давай за астрал, там тоже вроде живут… Правда уже без этих чертовых денег с дурилкой картонным… А на перрон я не пройду, не мой это вагон… Постою, провожу вас и прости-прощай…

– Прости и ты нас, Яша…

На перрон вламывается рыжий Митяй:

– Привет, очкарик! Привет всем и каждому в общей зоне от тех, кто на Зоне! Мы там, на сходняках, давно перетирали «дело-табак». Требовали у сучарей допустить на нары анархию…

Так они от этого предложения ещё больше ссучились и стали стравливать нас сторожевыми овчарками… Кондрата Хилого порвали в куски… От пяток до горла… Так они не отозвали собак, пока те не исполосовали Хилого на ремни. Когда же дело до горла дошло, тут они – стоп и в отказ! Чтобы продлить агонию Хилому… Правда уже в санбараке…

Ну мы же не звери… Перегнали ему «золотой» кубик… Умер Хилый тихо от передозы, словом, счастливо, как в сказке… А всё потому, что фильмов совковых перелупарил и объявил себя депутатом Зоны… То же мне депутат Балтики…

– Так ты тоже в последний вагон?

– Отож, а как не поехать, когда матрасы в вагоне, поговаривают, сплошь из соломки маковой, да и рыночных организм страны надо дектретить… Чтобы всё было по понятиям…

Вот и ты здесь без стёбу, мужик, значит труженик, а труженики честные должны пахать, а мы стеречь их, лелеять и отвечать по базару…

Малолетки пошли…

– Пропускай, Витёк, нас всем скопом – без стрёму и копоти… Мы ж деточки-нимфеточки... Конфеточки ваши…

– А по мне хоть маршевым строем… Я ведь здесь так, для статистики…

– Зато мы по персональным пропускам, как знатные помойщицы своего Отечестве…

– То есть с помойки вы, что ли…

– Слышь, дядя, брось слова перекручивать… Мы банно-саунные помойщицы… Кого помоем, кого подмоем, кого ублажим… Знаешь, в последнем вагоне, оно, как космосе: пачка бл@дей для обслуживания прочих людей…

– Каких-таких людей?

– Да райкомовских! Один как-то обещал нас всем скопом в комсомол принять, чтобы легче было сделать из нас офис-леди…

– И вы будете работать по восемь часов в день?

– Та ты офигел? Обеденные мы мочалки… Коньячок вквасил, балычком заквасил, ну и зачудить захотелось… А мы – тут как тут: плясуньи, певуньи и такое же прочее…

…Последними прошли пломбировщики. Они стали закрывать вагон на литые чугунные засовы и пломбировать… Добротно и тщательно…

– А пломбировать-то зачем? – воскликнул в недоумении. Но тут подошел плохо говорящий на русском бригадир пломбировщиков белесо-вислоухий немец Курт фон Штрудер…

– Понимаешь, Вихтор, когда-то в семнадцатом мой дед плохо пломбировал вагон, в котором везли из Германии большевикофф… И вы имели Соффетскую ффласть… А мы имели Гитлера… Теперь надо решать… Всё, что вытффорил у вас коммунизм может в этом вагоне сноффа приехать к нам… А нам это зачем? Мы и Гитлера пережили с трудом… До сих пор пломбируем прошлое.

Вот вы высылали евреев, а надо было высылать тех, кто построил вашу жизнь под себя с их бандитами и райкомами, административным и военным партаппаратом, борделями и телефонами… У них же телефонное право! Вот и сейчас они даже весь последний вагон всяческими кабелями опутали… Так что не только пломбируем, но и обрезаем все возможные телефонные пары. В идеале нужно замкнуть их мир на себя, чтобы он аннигилировал…

– С полковниками, Митюхой и малолетками?

– Это их герр полкоффники, это их Митюха, это их малолетки…

– И всё-таки припевочек жалко… Отпустил бы ты их, фон Штрудер… А то всё как-то по-фашистски…

– Вы, Вихтор, всегда ярлыки клеите, или только тохда, когда вам удобно… Они сами прибыли на станцию отправления… И они ещЬё попьют вам крови в грядущем: СПИДом, олигархами, нищетой, огульным беспределом… Пусть хоть эти уедут к чёртовой бабушке…

– А что будет с Яшей? Он-то хоть соединится с семьей и со своим древним народом?

– Послушайте, Вихтор, даже если все немцы примут иудаизм, лично мне не станет ведомо провидения самого Адоная… Кого всевышний запишет в Книгу Живых, а кого и пропустит. Кстати, как провожатый, вы выполнили первую часть инструкции… Проводили. Во второй части инструкции вам предписано сопровождать последний вагон из СССР в вечность…

– А что последует дальше?

– Как у вас принято говорить: «ейн Гот вейс», мы же немцы говорим иначе: «айн Гот вус»!..

– Знаете, это точно так же, как русские на украинское пиво говорят по-украински же: «піво»…

– Да перестаньте вы придираться к словам! Следуйте в вагон… Нам надлежит опломбировать его вместе с вами, как с сопроводительной квитанцией…

…Вот и опломбировали…

Прошло столько лет. Бригада Курта фон Штрудера на сей раз расстаралась – пломбы до сих пор целы.

Правда, полковники состарились, а уж внуки из их добротных шинелей давно сделали в прихожих половики…

Яша всё ещё жив в Эреце и работает там пособием по прерыванию развития раковых клеток в желудке на здоровой кошерной пище. Правда, за руль так и не сел.

А вот Митюха сел уже в Донецкую зону для особо опасных и во времена Оранжевой революции прибыл в Киеве координировать действия донецкой «ревбратвы». Но, как видно, переусердствовал, поскольку срока ему набавили и перевели авторитетом уже во Львовскую буцегарню.

Малолетки нарожали малолеток, правда чуть более спидоносистых, чем были сами, и те успели вырасти и себе забеременеть, поскольку подвалил фарт в восемь тысяч гривен за рождения мальков из третьего поколения таких же как прежде мочалок…

А вот райкомовцы позакрывали райкомы и заблокировали банковские счета почти лагерных мужиков, в ранг которых возвели почти всё взрослое население страны и плюс к нему подрастающее уже без комсомола ломко беспартийное поколение, которому предоставили право выбрать между оранжевым и сине-белым общаками…

Молодняк поддержали и новоявленные духовные просвитеров общаков, а для продления уже чистоплеменных браков каждому хлопцу из «мужиков» подогнали по малолетке, правда, порой уже и с готовым последствием – в виде СПИДа или округленного животика, добытого в шашнях в охотничьих домиках от округлившихся такими же животиками олигархов и их последышей…

Можно было бы точно сказать, к чему рассказана вся эта и возможно дальнейшая лабуда, если бы я сам мог разобраться, – зачем и за каким Макаром самого меня втиснули в этот последний вагон из уже призабытого СССР, тогда как место мое было не в последнем вагоне, в резиновом, который до сих пор носиться по планете, и пересесть в который мне ещё предстоит, если только это предпишет мне Адонай… И вызовет очередных пломбировщиков вызволить меня из-под пломб…

5 ноября 2007 г.

Веле Штылвелд, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 57154 от 26.11.2007

0 | 0 | 1805 | 18.12.2024. 20:15:15

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []