Надрывно, громко и тоскливо
бьет колокол неторопливо.
Снежинка падает звездой,
как звук молитв на аналой,
в объятье милости ладони.
Все повторяется до боли,
до звона гулкого в висках.
Не киснет молоко в сосках
земли, покрытой скорбью неба.
Звон, будто плач, звучит нелепо,
поскольку достигает сердца
уже в отсутствии младенца.
Просильщик, сам отец и сын,
стоит, покамест невредим,
уйдя печалью в пелену,
и глухо воет на луну.