Небрежно вдавив монастырь капуцинов
в поникшие травы и лёгшие в лёжку
слова, ночь сошла, тяжела как гусыня.
Прудов расплескались глубокие плошки.

И вновь суетой полуночною полон
твой дом. Мы одни, и которую ночь
краюхою хлеба ложится под соль он
созвездий, себя давших в соль истолочь.

Мне кажется тихо, мне кажется больно –
так падает свет из окна в лопухи.
И тьма сторожит как верблюд пред игольным
ушком в лопухах, чьи шуршанья сухи.

Посёлок в ночи, возомнив будто нужен,
до уровня окон стыдливо присесть
пытался, и мы в этот поздний наш ужин
поймём, что нас двое, что свет только здесь.