Непоспевший пострел, я был, якобы, смел.
Не используя сленг и блефуя отчасти
и отчасти шутя у фортуны в гостях,
я назвал себя так: безделушечный мастер.
 
"Вы поймёте, – я думал себе на беду, – 
чтo имел я в виду, где иронию вычел.
Бубенцами – для дам я украсил свой дар,
только внешне фигляр, а не деле – трагичен…"
 
Времена протекли, понимаете ли,
обезличены ли́терату́рным процессом,
и п(р)отухла свеча вдохновенья на час,
и выходит, я – чайник!.. (Простите, профессор.)
 
Кипячусь и пыхчу, за невнятную чушь
не краснея ничуть и, трудясь, как крестьянин,
за строфою рифмую привычно строфу,
и – как будто в шкафу не бряцают костями…
 
И как будто всё складно, и вот уже взят
тот рубеж, где назад не шагнуть ни полтакта.
Сколько стр-р-расти в душе!.. Поэтичности же –
не осталось вообще (да и было не так-то...)
 
Что поэт, то – пророк. Погрузясь по пупок
в ключ кастальский, продрог я и выскочил греться.
Что́ бы мне потерпеть и хотя бы на треть
в слове понатореть тренировок посредством!
 
Вот – на грех или смех – напророчил: не смерть –
пенсионную смесь: безделушки, баклушки…
…Осень – вижу с тоскою, пора на покой.
Отдохнуть бы в какой-нибудь, что ли, Алуште…