Едва ли не единственный из тех,
Кому в такую ночь не до утех,
Кто, за день измотавшись до предела,
В горизонтали скрюченно притих –
Едва ли не единственный из них,
Я бодрствовал. Измученное тело
Хотело забытья. Хотело сна.
Ущербная, но яркая луна
Сияла. И отбрасывали тени
Клубящиеся дебри хризантем,
Растущих исключительно затем,
Чтоб отражать набеги сновидений.
Сентябрь свои, как говорят, права
Утратил. Но приблудная трава
В углу двора, и дальше, вдоль забора –
Ещё не серебрилась поутру.
И жухнуть на пронзительном ветру
Намеревалась, кажется, не скоро.
Опутаны сиянием луны,
В заглохшем палисаднике видны –
Отчётливо, от мала до велика –
Растрепанные, горькие цветы.
Исполнены осенней немоты.
Увиты канителью повилики.
Так много умещается в окне...
Душа устала с телом наравне,
Но не было и тени полудрёмы.
Я бодрствовал, притихнув у окна –
И к горлу подступала тишина
Луною озаряемого дома.
Уехать бы. Собрать бы чемодан,
Побриться – и уехать. В Аккерман.
К лиману, виноградникам, руинам…
Но я и так давно уже в пути.
Всё не могу пристанища найти,
«Земную жизнь пройдя наполовину».