КОГДА ВПАДУ В ПРОСТРАЦИЮ МИНУТ…

*
Когда впаду в прострацию минут –
мне скажет время: «Веле – шалопут»,
но я не стану жечь в душе мосты –
в беззубый рот не втиснуться мечты…
В беззубый день не втиснутся слова,
в беззубый год не втиснется молва,
в беззубый миг не втиснется полет
над эстакадой звонких сочных нот!
*
Тонкостенные сосуды – всюду люди, что паскуды,
а соседи – что дерьмо… Всюду вечное кино:
всюду милые прохвосты, проходимцы под коросту
жизни той, что нам дана средь окрестного хламья.
Хлопобуды халобуд строят в Киеве приют
для ничтожеств всякой масти в виде солнечных дворцов.
Разорвало б их на части – этих славных удальцов…
Тонкостенные сосуды пригубляют дней иуды.
*
Старики несут на кон навороты судеб –
безобразных, без икон – Бог их не осудит…
Опостылые – они прожили немало,
словно шпалы через пни – там их жизнь мотала.
Измочалено-грешно требуют участья –
каждый в имени своём не отыщет счастья,
продувные мудаки, сучьи, божьи дети,
что вы сделали?! Молчок. – Некому ответит!

Фабула сказки – чумные подсказки,
день сумасшедших – смешные раскраски,
умер великий земной футболист –
Пузач почил – продувной пофигист!
Помню Турянчика дети – все трое –
вместе в одном интернате со мною…
Мал-мала меньше, не зная отца,
жили в изгоях – пример подлеца,
Войнов-командер и прочая шваль
вырвали жизни на славы алтарь,
крутится время от славы до тризны,
помню в Донецке голкипер Отчизны
дико ужравшись, с вьетнамкою грёб…
Я ему, ведомо, высказал: – Жлоб!
Он же медалью мне бабахнул по темью,
мол, де ШАХТАР я, а ты – блядско’ семье,
помню, затем, как с вьетнамкой вдвоем
долго макали в гальюн-водоем
этого славного прежде героя,
позже, ужравшись, уснули все трое…
ЧУ! Лишь, проснулся – нас пятеро в ряд –
бэк эксШАХТАРСКИЙ, вьетнамский камрад,
Тьен Ху Хи – Лия с оплывшей мармозой,
тот же вратарь – рожа вся в туберозах,
я – и при чем, и, казалось бы, нет…
В общем, с тех пор – дал себе я обет –
пить без вьетнамцев и без футболистов –
вместе все это – грешно и не чисто:
общий миньет, и клозет, и покос…
Я сих футбольных страстей перерос!
*
Не серебряный век, не отточенный крик –
просто жил человек, – вот и помер мужик!
Дом ученых в бреду: всяк старик – идиот
в сучье-яром ражу неотточенных нот.
Пересортица лет в недолугости рент –
всякий вправе был взять золотой позумент.
Но случился облом – внуки прочь отошли,
в вечный сумрак икон уносясь на такси…
Е серебряный век, но уже жуткий крик:
– Я ещё человек! – вот и помер старик.
Два портфеля его публикаций пустых
в древней топке сгорят – на фиг жил он до сих?
…………………………………………
Прозу начал кропать – речевые четки –
слышу визг поросят – малолетки крепки,
узнают, что и им было дадено петь,
только в глотки залил кто-то воск, а не медь…
Я же – очень чумной, но порвавший года –
где клюкой и сумой, где талантом – беда.
Оттопыренный весь, расторженно-злой,
говорю – всё как есть – продувной и живой

Веле Штылвелд, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 43078 от 20.03.2006

0 | 0 | 2012 | 17.11.2024. 19:48:27

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []