Дон Бессильо Задрыгес Инфлуэнца-и-Амба, 
внук покойного гранда Угостиньо Сквернандо, 
в час ноль-ноль пополудни отбывает сегодня 
с палестинцами биться ради гроба Господня. 
И супруга Бессильо, ясноокая Пьянка, 
пьет четвертую склянку (видимо,валерьянку), 
ведь в Голанских высотах, в духоте инфернальной, 
долг отдаст дон Задрыгес - интернациональный! 
Что как злой сарацин уязвит его шпорой, 
или самаритянка соблазнит мандрагорой, 
иль забывшего спьяну пресвятую идею 
в нечестивую веру обратят иудеи?.. 

Час отъезда подходит. Но с громадной бутылью 
Вдруг является рыцарь дон Свиньяго да-Вилья. 
Дон Свиньяго до гроба предан дону Бессильо. 
Вот они уже оба - вместе с этой бутылью. 
Погоди, дона Пьянка, пить свою валерьянку, 
дон Задрыгес, пожалуй, выйдет вон - спозаранку. 
Он, в конце концов, весел, он здоров и свободен! 
Ну еще один вечер гроб потерпит Господень! 

Но в разгар вакханальи не прошедшие мимо 
входят в замок Бессильо два святых пилигрима. 
Они грозно взирают на напитки и яства. 
Взор потупил да-Вилья. Инфлуэнце все ясно. 
И сказал из них старший: "Значит, в землю Святую 
в час ноль-ноль ты не отбыл. Я тебя арестую. 
Ты ж не только подводишь сам себя и обитель, 
ты Спасителя, может, сим поступком обидел!.." 
А другой пилигрим подытожил негромко: 
"Стыд и срам дезертирам клерикального фронта! 
Марш на выход с вещами!" Тут супруга вмешалась 
и спасла дона Амбу, упирая на жалость. 

Донна Пьянка сказала: "Дорогие коллеги! 
Не катите на дона Инфлуэнцу телеги, 
ибо дон Инфлуэнца и вот этот - Свиньяго - 
получили знаменье, чтоб не делать ни шагу. 
Уж и конь был оседлан, и супруг, беспокоясь, 
самолично замкнули мне для верности пояс. 
Но завыли собаки, и из ясной лазури 
вдруг чего-то сверкнуло, и - грома громыхнули. 
Металлический флюгер прямо с крыши сорвался, 
и из воздуха ангел златокрылый соткался.  " 
Тут вскричал дон да-Вилья, непотребно икая: 
- Это дух, а я думал - это бочка такая!.. 
Это дух, а не ангел, он как бочка огромный!.. 
Поднял голову Амба и заметил: "Не помню." 
Донна Пьянка сказала: "Флюгер сломан и ладно. 
Ангел же оказался духом дона Сквернандо!.." 

И воскликнул Свиньяго, в кофе соус накапав: 
"Мне покойник был должен восемнадцать дукатов. 
Видно, в духах остался он как в жизни - повесой: 
не отдал он мне, cyкa, ни единого песо." 
Тут Задрыгес в Свиньягу запустил табуретом: 
"Мой прославленный пращур Вами зло оклеветан! 
Я такого не помню, хоть стоял с Вами рядом!.." 
Пилигримы смотрели подозрительным взглядом. 

Рвет Задрыгес перчатку: туговато надета, 
дон Свиньяго вскрывает кобуру арбалета, 
громко молятся богу два святых пилигрима, 
чтобы в ходе дуэли попадали все мимо. 
Донна Пьянка в испуге молча руки ломает, 
но берет себя в руки и дрожа продолжает: 
"Дух как стукнет об землю электрическим током, 
так у нас три коровы до сих пор ходят боком! 
И теперь дон Бессильо принимает лекарство, 
чтоб не вылететь всуе в преисподнее царство..." 

Дон Задрыгес не слышит - колет воздух рапирой, 
арбалетные стрелы в креслах делают дыры. 
Дон Свиньяго да-Вилья сто из ста где-то выбил, 
и любезному другу он готовит погибель... 

В это время и вправду небо застили тучи, 
засверкало с востока, дунул ветер могучий, 
Донна Пьянка как визгнет, что-то в сумочку спрятав: 
"Боже! С неба упали восемнадцать дукатов!" 
И действительно - деньги показала в ладони. 
Тут, оружие бросив, призадумались доны. 
Ужаснулись монахи, зазвенела молитва, 
и бесславно закончилась неуместная битва. 

А дукаты святые пилигримам достались: 
ведь не зря же молились, не напрасно старались. 
И монахи сказали: "Если так, то конечно. 
Неспроста эти штуки, видно, кроется нечто..." 

Им лекарства налили и поесть дали тоже, 
ведь лекарство, оно же - профилактика все же! 
И поев, пилигримы двое суток молились, 
и постом очищались, и потом удалились. 
И ушел дон Свиньяго, этот доблестный рыцарь, 
не забыв с донной Пьянкой прегалантно проститься. 

Пролетело три года удручающим мигом. 
Гроб Господень как прежде - под языческим игом. 
На замок заперт замок. Пилигримы забыты. 
Донна Пьянка в запарке: то шитье, то корыто... 
Дон Бессильо Задрыгес Инфлуэнца-и-Амба 
вечерами играет на viola da gamba, 
принимает лекарство, пребывает в сомненьи: 
То ли было знаменье? То ли будет знаменье?..