— И как только это всё у тебя в голове помещается! — воскликнул Дима, перевернув очередную страницу.

— Хочешь узнать?

— Ну… хотелось бы.

— Поклянись, что никому не расскажешь.

— Клянусь.

— Хм. Как-то слишком легко ты поклялся… Здоровьем дочери клянись.

— Э, не-ет… Таких клятв я не даю. Никому и ни по каким поводам.

— Да? Ну что ж. Тоже правильно.

Пауза.

— Так что, не расскажешь?

— Мне нужна нормальная клятва.

— Блин… Ну, хочешь, своим здоровьем поклянусь?

— Своим… Чёрт с тобой…

Пауза.

— И чё?

— Чё чё?

— Давай, рассказывай, чё!

— Так ты поклянись сначала!

— А… Ну, короче, клянусь своим здоровьем, что никому не расскажу про… про то, что ты мне сейчас расскажешь.

— Принято. Рассказываю… Погоди, сейчас…

Александр встал, на цыпочках подошёл к двери и, осторожно открыв её, выглянул наружу. В коридоре никого не было, только с соседнего этажа доносились пронзительные крики и лязг сталкивающихся тазиков: у девочек был банный день.

Заперев дверь на ключ, Александр вернулся и снова подсел к столу, где на расстеленной газете лежала копчёная скумбрия. Подлив водки, он опрокинул в себя полстакана, остаток отодвинул в сторону и шумно втянул воздух. «Ну, короче, так, — начал он. — Нам понадобятся молоток, чем больше, тем лучше, и стамеска. Можно и долотом, но стамеской сподручнее… Или ещё отверткой тоже можно…

— Да что можно-то?

— Сейчас увидишь… Есть у тебя стамеска и молоток?

Пара секунд обычного для Димы лёгкого ступора… и вот Дима уже лезет под кровать, шумно передвигает там невидимые коробки с открытками, наконец достаёт почти архаичный уже пластмассовый чемоданчик, так называемый «дипломат», и, после того как ребята удаляют влажной тряпкой толстенный слой пыли и открывают сокровищницу, внутри оказывается гора инструментов. Разумеется, здесь есть молоток (и не один), но вот со стамеской сложнее…

— Отвёртка есть, — задумчиво говорит Дима, — и даже довольно большая.

Александр сосредоточенно вертит в руках протянутую ему отвёртку.

— Сойдёт, — говорит он и допивает оставшиеся полстакана.

Затем откладывает девайс в сторону и… проникновенно смотрит Дмитрию в глаза.

— Дима… — Александр замолкает: наверно, подбирает слова получше. — Все эти годы ты был мне хорошим другом. Пожалуй, я не знаю в этом мире никого лучше тебя…

Ух ты… Обычно подобное людям в лицо не говорят, да и вообще не говорят, ни в лицо, ни в спину, ни дистанционно… Не удивительно поэтому, что Дима застеснялся и отвёл взгляд.

— Не, ну ты что… — заводит он волынку. — Что ты такое говоришь-то! Мне неловко, и вообще…

— И вообще заткнись! — прерывает Александр, мгновенно разрушая очарование момента. — Я тебе не для того это сказал, чтоб мы теперь друг другу в любви объяснялись. Всё проще: ты хороший, честный человек, а поэтому, подчёркиваю, я могу тебе доверять. При этом ты ещё и такого склада личность, что, пожалуй, даже в состоянии поверить кое-как в…

— Слушай, да не тяни ты резину! — взрывается Дмитрий. — Сперва клянись ему тут, теперь это… Не хочешь рассказывать, ладно, обойдусь!

— Я хочу, хочу. — успокоил Александр, слегка улыбаясь. — Ты не горячись. Короче, суть такова…

Он ещё раз сходил к двери, убедился, что никто не подслушивает, а потом придвинул свой стул к Диминому.

— Итак, напоминаю, ты поклялся. Ну, что ж… — Он вздохнул. — Если вкратце: я не тот, за кого себя выдаю.

Дима выкатил шары.

— А ты себя что, выдаёшь за кого-то? Не замечал…

— Тьфу ты… Да за человека же!

— Что «за человека»?

— За кого я себя выдаю, тормоз? За человека, ну!

Дима расплылся в улыбке.

— Во даёт… А на самом деле ты кто? Кормовая свёкла, что ли?

— Почему свёкла! Обычный киборг.

— Ага, терминатор ещё скажи…

— Не терминатор. Ни разу никого не убивал, это запрещено и у вас, и у нас. Просто киборг.

— Слушай, хватит, а? Не смешно. Несёшь какую-то хрень… Нажрался, что ли? — Дмитрий критически обвёл взглядом следы пиршества. — Вроде не с чего…

— Не нажрался и не несу. Ты спросил, я тебе отвечаю. Просто потому, что ты достоин правды… Как «это всё» умещается в моей голове? У меня там с лёгкостью умещается весь объём знаний, накопленных человечеством, а также оптимизированная сумма жизненного опыта всех людей, которые когда-либо жили. Нет, вру, не всех, но — всех за всю историю наблюдения. Помимо того у меня там хранятся сведения ещё о нескольких десятках тысяч обитаемых миров, некоторые из которых существуют куда дольше вашего и находятся на неизмеримо более…

— Ладно! — Дима с размаху хлопнул твёрдой, как вобла, ладонью по столешнице, так что даже бутылка накренилась, но он успел её придержать. — Хочешь играть в игры? Давай в игры… Значит, ты киборг, так? А докажи!

— Во-от! — Александр щёлкнул пальцами. — Предвидя эту просьбу, я и попросил отыскать необходимое оборудование.

— Молоток, что ли? — Дима недоверчиво хмыкнул.

— Не только. Ещё и стамеску. Хотя отвёртка тоже подойдёт…

— И чё дальше?

Александр наклонил голову к самому Диминому носу и развернул её боком и немного затылком; потом отогнул средним пальцем ухо, а указательным — со значением постучал себя чуть пониже расположенной за ухом выпуклости.

— Тебе придётся открыть крышку.

Дима близоруко прищурился.

— Не вижу ничего…

— Правильно, не видишь: она под кожей ведь… Но это не важно. Ну-ка… — Он взял со стола молоток с отвёрткой и протянул их Диме. — Значит, так. Приставь отвертку вот сюда, — он ещё раз показал, куда именно, — а потом изо всей силы хреначь по ней молотком. Крышка там, внутри, отскочит, и тогда ты по изменению формы поймёшь, где именно надо сделать надрез, чтобы…

— Да ты ополоумел! Не буду я этого делать. Мне в тюрьму садиться неохота, знаешь ли.

— Какая тюрьма?.. По-твоему, я заинтересован в том, чтобы полицию поставить в известность? и тем самым миссию провалить? Не заинтересован, совсем… В общем, моё дело предложить, твоё — отказаться. Хотел доказательств? Вот тебе доказательства. А внешне я от вас ничем не отличаюсь; у меня все характеристики и ходовые качества так настроены, чтобы даже человеческие болезни и травмы имитировать, — и как я докажу тебе! Нет уж, извини… Пока не вскроешь, не убедишься.

Дима сидел, глядя перед собой. Если это и была так называемая внутренняя борьба, то, во всяком случае, она никак, кроме разве что в одночасье поглупевшего лица, себя не проявляла. Наконец он будто бы очнулся ото сна:

— Давай лучше ещё выпьем!

— Давай. — Александр с насмешливым видом разлил то, что ещё оставалось в пузыре и убрал посуду под стол.

Они выпили, не чокнувшись.

Помолчали. Александр встал:

— Пойду-ка прогуляюсь. Свежим воздухом подышать охота.

— Погоди… — Дима явно колебался. Наконец поднял на Александра глаза. — Не. Я так не могу.

— Так я ж и не настаиваю.

— Ха… Но зачем ты вообще рассказал мне это, а?

— Ты задал вопрос, на который нельзя было ответить честно, не обрисовав всей ситуации.

— Честно, ага… И что мне прикажешь теперь делать с этой честностью твоей? На хлеб её мазать?

— При чём здесь хлеб! Просто имей в виду. Помни. Или, если угодно, наплюй и забудь.

— Как же, забудешь такое! Я теперь только об этом и буду думать…

— О чём?

— О том… Как там в твоей голове всё упаковано.

— Если хочешь, можешь посмотреть.

— При помощи молотка и отвёртки? Нет уж… Мне, чем за колючкой, больше на воле нравится.

— При чём тут воля?

— А при том… При том, что человек от такого удара немедленно скопытится!

— Правильно. Даже всенепременно, как ты говоришь, скопытится.

— Вот! О чём и речь…

— Так то́ человек.

Дима хлопнул себя по коленям:

— Опять за своё… Да не верю я в это!

— Хорошо. Давай рассуждать логически: если всё выдумки… если перед тобой такой же человек, как ты сам, зачем же, в таком случае, я предлагаю нанести мне такой непоправимый вред, подумай-ка!

— Не знаю. Может, захотел покончить со всем… А поскольку самому на себя руку поднять боязно, решил друга привлечь, так сказать… Чужими-то руками жар загребать — оно всяко приятнее!

Лицо Александра осталось бесстрастным. Помедлив, он пожал плечами.

— Что ж… В любом случае, мы никогда, видимо, не узнаем, где правда, где нет.

Дмитрий поднял на него тяжёлый взгляд:

— Но ты-то знаешь.

— Я-то? Знаю, да…

— Скажешь?

— Я тебе уже всё сказал.

Дима побагровел и начал подниматься со стула.

— Нет, ты мне скажешь… — Правой рукой он сжимал молоток, в левой была зажата отвёртка.
В это время снаружи стали ломиться. Александр пошёл и отпер. Вошла Тоня-Пинкертоня, вся красная, распаренная, завёрнутая поверх бюста в огромное, не по росточку, махровое полотенце; глазки её, как обычно, подозрительно шарили по всему, до чего дотягивались.

— Что это вы тут одни сидите? Сёднь ведь финал… Первенство корпуса всё-таки, а?.. А-а! — Она увидела пустую бутыль и поскучнела. — Уже… Я-то думала, может, позовёт кто, вместе посидели бы… А вы в два рыла… Чего ремонтировали-то? — она кивнула на инструменты в Димкиных руках.

— Мы… — начал Дима, но Александр опередил его: — Думали, выключатель сломался, собрались чинить, а это, оказывается, свет вырубали… А потом он возьми, да и включись…

— Значит, электричества не было? Как же я не заметила-то! — мы же все только что из душевой… Странно.

— Так его и отключали-то всего на минуту или две.

— Да? — Она подозрительно оглядела Александра, но тот выглядел настолько серьёзным, что Тонька вздохнула, шмыгнула носом и сделала вывод: — Должно быть, лицо в это время намыливала… Ладно, мальчики, развлекайтесь.

Развернулась и пошла, работая бёдрами. Александр проводил её до порога и, когда дверь шумно захлопнулась, доверительно сообщил:

— Расстроилась Антонина: синьку зажали… А ведь правда, неудобно как-то, могли бы и пригласить… Не баба, огонь! Да и одинокая… — Он подмигнул.

— Ты, я так понимаю, глаз положил на Тоньку! Аккуратнее с ней, слышишь? Не знаю, какая она там одинокая, а с комендантом запирается чуть ли не каждый божий день…

— Это ещё ни о чем не говорит, между прочим. Мы же с тобой тоже вот заперлись.
Дмитрий замолчал. Потом открыл рот, как будто что-то вспомнил… Потом помрачнел. Отшвырнув инструменты в угол, прошёл к двери, и, одевшись по-уличному, вышел. Дверь, впрочем, почему-то оставил полуоткрытой.

Не убирая со стола, Александр лёг на свою койку и повернулся лицом к стене.

 

11 декабря 2017 г.