Дым бесконечный над площадями - горенья пустой итог.
Это гибель огня, когда земля пуста, и никем не хранима.
Когда тучи черны и прозрачны моря, и безвидны скалы.
И бледно-сер воздух, и луч светит на пепел, а не на стог.
И душ силуэты на стенах дворов похожи на танец мима.
И от них – отзвука нет друг для друга, и пусты все углы.
Для меня ли.., - говорит жизнь отдавший за тень от дыма, -
над ровным льдом, где небо, как дно перевёрнутой пиалы,
там, где ветер над белым торосом отделяет лицо от грима,

- для меня ли, - говорит душа его, - было пустеть Земле?
- Для меня ли, - твердит она, - было там назначено место?
- Для меня ли, - шепчет она, - время так подошло к концу,
что не слышно ни ворон над крестами, ни в дальнем селе
петуха, и в остывших уже зрачках лишь окончанье жеста
руки, что прощальным взмахом жизнь приравняла к гонцу
смерти, чтоб стала и здесь скучна перистых облаков сиеста.
Где и красный колпак скомороший царскому равен венцу.
И где можно смотреть на себя, как альпинист с Эвереста.И где лёд обжигает живот сильнее, чем раньше страсть,
и где тело прозрачнее льда, - там последнее окончание
его – в неживой пустоте – чертит, как в черноте болид,
контур, что с тёплым контуром давним уже не в масть.
И слова, что успел сказать, так вбирает в себя молчание,
что гасит в себе их смысл и от них за флюидом флюид.
Кто судил себя лишь своим судом, то тому и венчание
всех движений его - сажа, что шипит, как в воде карбид
перед взрывом, исчезая, без отзвуков и без обещаниявозвратиться со встречным ветром, чтобы могла зола
там, где нет ничего внутри и где нет ничего снаружи,
сметать с себя - себя саму, и взлетать в жаркие веера
солнц – вместе с ним, чтобы рядом с ними, как смола,
плавиться, и новым теплом себя спасая от этой стужи,
и плавя серый лёд вокруг, так выводя, как из под пера
буквы: эскизы комнат, набросок окон и за ними лужи
и штрихи дождя, по прогнозу газеты, что ещё вчера
на диване забыта, и города, где справа река и поужеслева река, чьи течения, словно записи нот, хранят
все всплески и хохоты над ними от всех, входящих
в воды, и отголоски от крика чаек, что крылом залив
пишут, как акварелью, и над лагуной той, где звонят
с колоколен, и тем на лету, в синеве - ввысь парящих
орланов держа, под ними стрекоз и желтеющих слив
очертанья, и все эти этюды вписаны в уже не спящих
никогда, шелестом и шорохом, словно в ритм мотив,
как кровь, втекают в них снова, и во всех скорбящихтогда и к тем, в ком любовь, без касанья, - есть боль,
и к тем, кто холодным телом в сухой полегли ковыль,
и к тем, чья тень средь мостов себе не находит места,
и к тем, кому звёзды в пустом глазу мертвы, как соль,
и кому берёза, под полной Луной, есть сухой фитиль
для поджога лесов и гор, от чего лабиринт для квеста
толп, вяло бредущих вниз и вверх на биллионы миль,
возгорится, и от него полыхнёт ночных облаков фиеста
вдувая собой их дыханье в золу, и в остывшую пыль,чтобы обратить их к движению, которое они ожидая
начинают, словно пчелиный рой, чтобы тогда от них
воздух теплел, горячей становился, и в объем и вес
взвесь сливалась с огнём от солнц, и с ним совпадая.
И это стремление, со звуком уже, - «Иван» и «Фатих»
в просвет между слогом и слогом - горы, еловый лес
отразит в ней - беседку под тополем, и пруд, что тих,
песок меж ладонями, за которым синий резной навес
над крыльцом виден, над ним искры с пальбы шутихвечерами в праздники и вдали за рощей на всех парах
стучащих в рельсы вагонов трассирующее мельканье,
и у дома - мать, у которой тот же пейзаж в предсердии.
- Ничто, - появляется речь тогда, - это всего лишь страх
того, что и вправду Ничто - есть, и есть его перетекание
в мысль о нём, не пребывай во взгляде в неё в усердии!
И не сужай себя до неё, и к ней не приводи на заклание
слово своё, и поэтому речь заканчивай в её преддверии.
Тогда контур тела - не край, а не жгущего огня мерцание!- Я зерно, - если я человек, - так живу я и гибну впредь!
Я – блик в тучах бурлящих, где ветров регочущих стая
холодит переносицу, там я снова – лицом, как в костёр,
окунаюсь из снов летаргических, и светила вверху узреть
снова жажду, сердцем - бабочкой лазури морей облетая.
Тогда мозг раскроет в себе всех звучащих небес шатёр.
И тогда лик, прищурами глаз и изгибами рта обрастая,
живёт - так, чтоб черты человека никто в нём не стёр.
Он выходит из комнаты и идёт, легко по земле ступая.6 сентября 2025