1

                    2

Так сидел он в ресторане;
Время шло, бежали годы.
Век пришёл на смену веку.

Перед ним стакан всё тот же –
Узкий, сок на дне желтеет,
Сверху – водки хлад прозрачный…

Нет давно ни ресторана,
Ни гостиницы – снесённой,
Только Горы Воробьёвы
Над рекою зеленеют.

Он сидит и пьёт в пустыне:
Ни друзей и ни любимой
Куклы с грустными глазами.

                   3

  Скульптор Адольф

И стоял один в пустыне,
Саксаулом, на Таганке.
А потом колючим шаром
До пивнушки докатился.
Жажду пеной заливал я
И тоску свою по лани
Большеглазой, равнодушной,
В джинсах, бёдра обтянувших,
Для сынков столичной знати.

Вот тогда-то я и встретил
Неудачника Адольфа,
В черепке таганском встретил,
Средь пустыни бесконечной.

Этот остров омывался
Пенным пивом «жигулёвским»,
Это с Запада, – с Востока
Светлым «колосом ячменным».

Долго, долго мы стояли
В летнем дворике пивнушки;
Часто кружки наполняли,
Ели мокрые баранки.

Так летели дни и годы.
Век настал тихонько новый –
И того минула четверть:
На губах – кристаллы соли,
Горечь на сердце пивная.
И звучит Адольфа голос,
Я с тебя слеплю Давида…
И, натешившись в избытке,
«Вида, вида», – эхо вторит.

                    4

На Таганке я не плачу,
На Таганке я немею:
Мне поведал неудачник,
О Рублёве об Андрее.

Недалёкий скит белеет,
Но пивная к дому ближе:
По столешнице, старея,
Скульптор-немец кружку движет.

Лет не много и не мало
Промелькнуло, слава богу!
И совсем его не стало.
Да и мне пора в дорогу.