под рёбрами Того, кто есть и будет?
Мне ветер протрубил, что смерти нет,
но снилось ясно: я болел и умер,
соседский пригодился табурет,
чтоб два — под гроб — их получилось в сумме,
за окнами лил дождь во сне моём,
и Марфа с кухни приносила студень.
Но по ночам я мёрз в гробу один,
на третий день приехала Мария
и вещи раздавала на помин
в какой-то непонятной эйфории,
и похороны задержались по
финансовым причинам и бумажным.
На день четвёртый стало мне смешно,
хотелось есть, чесался подбородок,
а также — встать и выглянуть в окно,
с злорадным любопытством нищеброда,
на братскую друг к другу нелюбовь
и на отшибе дом пятиэтажный.
Но кто-то гаркнул в ухо: выйди вон!!
И я вскочил, как в щель меж поездами —
Господь, каким ужасным был мой сон!
Сестрицы обнимают со слезами,
я перемёрз, и голоден, и жалок,
но жив среди оливковых садов,
миндальных рощ, и виноградных склонов,
какое счастье в дом войти к себе
и позабыть про город задымлённый,
где воркованье адских голубей
в мозгу моём настойчиво звучало,
перемежаясь клацаньем часов.
Я видел ад, я адский говор слышал,
пока не пробудился в полутьме,
оставленный смердеть в холодной нише, —
я был как брат разгулу и чуме,
и сёстры относились хуже мачех
ко мне, то насмехаясь, то грубя,
всяк норовил толкнуть и одурачить,
и, Господи, я умер без Тебя.