***

Когда ещё мне было мало лет –
Совсем-совсем, до неприличия мало, –
Я фантазировала и мечтала:
Однажды вдруг придёт такой момент –
И те, что были или будут мною
На разных жизненных этапах, сроках,
Все соберутся за одним столом!

...И вот – сидим и смотрим друг на друга:
Одна – насмешливо, другая – хмуро,
А третья и надменно. Я, похоже,
Не нравлюсь молодёжи – им вон та,
Конечно, симпатичнее оторва
Лет тридцати: она нахальней всех.
Ко мне подсела девочка-подросток
С прижатой локтем старенькою книгой
Умберто Эко – видно, ей со мною
Легко и интересно. А вон те
Схлестнувшиеся две – блондинка с гребнем
И рыжая в кудряшках – до конца,
Наверно, не преодолели «кризис»,
Который мне давно уж не грозит.

Уф... кажется, беседа завязалась,
Хоть атмосфера и накалена.
«Налить вина? – собравшихся спросила
С военной выправкой особа. – Я,
Сказать по правде, вовсе не любитель,
Зато блондинке с рыжей стоит выпить.
А мы поддержим...» – «Тихо, дикари!
Тут у меня младенец дремлет, – зло
Забормотала юная мамаша, –
А с идиотами не пью я, и вообще,
Вы на полу изрядно наследили».
В ответ другая молодая мать,
Чуть-чуть постарше возрастом и стажем,
В прыщах, с анорексией, простонала:
«А что, тут даже не с кем выпить пива?»
«Пей, хоть залейся!» – «А поговорить?
Не о младенцах, чур, и не о службе,
А о высоком: будущем культуры,
Поэзии…» – «Со мной, – я среди прочих
Универсальна, – и поговорить, и вы-
пить…» Да, мне точно впору выпить.

Ну, наконец-то наведен порядок.
Вот только дети – их за стол не взяли –
Затеяли, поганки, мордобой:
Чумазая кричала, что вторая
Её взбесила, и притом нарочно,
Рассказом о концерте фортепьянном
В огромном зале. «Ненавижу вас!
Сожгу и ваш рояль, и музыкалку!» –
Воскликнула чумазая – и в драку.
Мы еле урезонили разбойниц
И сели выпивать. «Когда бы я
Не знала, кто мы здесь, – сказала мне
Соседка слева, – я б решила, что
Ты – наша мама». Видела бы мама!

«Смотрите, – тихо вдруг одна из нас
Проговорила, – к нам идут старухи!»
«Кто их позвал? – возник переполох. –
Мы не хотим! Они нам все испортят!»
Старухи шли разнузданной гурьбой,
Базарно пререкаясь меж собой,
Стучали палки, двух катили в креслах,
Тряслись костлявые конечности и чресла,
Но были полные – тех дверь не пропускала,
И ни одна меня мне не напоминала!
«Они – к тебе, – соседки зароптали, –
А мы при чем? Наш перекрёсток – ты!
Мы жили в прошлом. Ты – живёшь теперь.
Определись, оставь одну старуху,
А прочих – прогони!» – «Да все ужасны», –
Взмолилась я. «Что ж, старость – не подарок,
Но мы не можем тут тебе помочь».
«Где моложавая спортивная старушка
На самокате?» – «Где... Себя спроси!»

И я, глаза зажмурив, тёрла их

И бормотала: «Мама, разбуди...» –

Как в детстве, если видела кошмары,

И понимала, что в кошмаре я,

И силилась проснуться. И она,

Конечно, прибежала, разбудила,

С тревогой повторяя: «Вновь кошмар?»

Сидела мама на моей кровати

С железной сеткой, слушала, смеялась,

Просила ей описывать старух

В подробностях, – и свет её лица

Был солнечного ярче. И опять

Я умывалась и бежала в школу,

Которую когда-нибудь сожгу,

Взорву карбидом, и уже у школы

Я забывала про тяжёлый сон

И ускоряла лёгкие шаги.