В прошлом номере нашей газеты вышла статья «Вспомним, как авиакатастрофа под Тавдой унесла 29 жизней», вернувшая жителей города на сорок семь лет назад в день 7 мая 1977 года, когда в небе над деревней Новоселовкой столкнулись два пассажирских самолёта Ан-2. Казалось, очевидцев жуткого события нет, но…одного свидетеля нам все-таки найти удалось! Вернее, он сам позвонил в редакцию, и мы договорились о встрече.

Максимов Василий, уроженец деревни Новоселовка, был в ту пору пятнадцатилетним парнишкой, учился в 8-м классе в школе №14, жил в интернате в Тавде. День был субботний. После учебы он добрался, как обычно, на автобусе до Большой Пустыни, а потом пешком чуть больше пяти километров по лесной дороге до родной деревни, домой, на выходные.

-Хорошо, как сейчас, помню – шел мокрый снег, видимость была, естественно, плохая, – восстанавливает картину почти пятидесятилетней давности Василий Семёнович. – Пришел домой, весь промок. Родителей дома не было, они на ферме управлялись. Переоделся, покушал. Поставил пластинку, лег на диван отдыхать. Через какое-то время в окно увидел – за фермой поднимается жёлтый дым. Подумал, трактористы солому жгут, чтобы по полю не растаскивать.  Ну, дым и дым. Вдруг забегает мать с криком: «Вася, побежали скорей на ферму!». «Что такое, мам, случилось?» -- спрашиваю. «Там самолёты упали, горят!».

По словам рассказчика, в Новоселовке в ту пору проживала лишь одна, их, семья; ферма стояла, на которой содержались телята на откорм из Большой Пустыни, отец с матерью за ними ухаживали; держал пасеку пчеловод Пётр Алексеевич Суменков, да ещё оставалось несколько заброшенных нежилых домов – собственно, бежать на помощь выжившим в аварии, если бы таковые оказались, особо-то было и некому.

-Быстро одеваюсь, -- продолжает Василий Семёнович, – от дома до места происшествия – метров пятьсот. Мать показывает: «Вот здесь два самолёта упали». А я думаю, как два, если фюзеляж один, да и то не сам фюзеляж, а сиденья и черные головёшки...

Возможно, кто-то из читателей сейчас станет обвинять нас в натурализме, которого дальше будет больше, скажет: «Зачем бередить старые раны, рассказывать всё до мельчайших подробностей?». Послушайте, что говорит по этому поводу поэт О.Ожгибесова: «Конечно, легче ничего не знать. / И жить в своём, вполне уютном мире. / И вечерами, дверь закрыв в квартире, /Под шум дождя невозмутимо спать» … Погибшие имеют право на последнюю правду.

-Там пруд недалеко был, ведро почерпнул, второе, выливаю, – рассказывает Василий Семёнович, – спрашиваю: «Мам, а это что такое?».  «Люди горят».  Я оторопел. Смотрю… говорят, фосфора много в человеке, переливается – то синий, то зеленый, то красный огонь…Отец с нами не ходил, он выгнал телят и отогнал их подальше, побоялся, вдруг ферма загорится. Дядя Петя Суменков говорит: «На пригорке, что-то белеется. Пойдем, посмотрим».  Втроем доходим до пригорка, а там – крыло с топливным баком целое, от самолета оторванное, видимо, когда столкнулись, отлетело. Запах горючего. Поднялись на пригорок – вот он, второй самолет, в землю воткнулся. Пётр Алексеевич, как увидел, развернулся и ушел сразу.

Помолчав, Василий Семёнович продолжает:

-Мы с матерью вдвоём, как я помню, подошли к самолёту как раз со стороны посадочной двери. Кабина пилотов вся в землю вошла, вокруг воронка, дверь распахнута, и все люди впереди сгрудились навалом. Хорошо помню, мать подошла, вытащила из грязи фуражку летчика с кокардой, расправила, бережно положила, а сама всё заглядывает в самолёт и кричит: «Есть кто живой? Есть кто живой?!». В этом самолете никто не обгорел, но тоже никто не выжил. Летчик лежал головой к двери, из носа и изо рта его струйки крови стекали медленно… Я увидел девочку маленькую, годик ей, может, чуть больше, личико беленькое и из носа тоже две струйки крови… Узнал Галю Глухову, она работала в горкоме, кажется, секретарём, 19-летняя девушка – буквально накануне мы с другом  встретили её случайно в городе, перекинулись парой фраз, пообщались, пошутили…  (Потом, в Тавде, ходили на ее похороны, много было народу). Смотреть на это всё было непросто – край поля, болотинка небольшая, вода смешалась с кровью, такое ощущение, что перед тобой воронка, полная крови. Тут матери плохо стало.

Что мы могли сделать? Ничего. Потом стали подъезжать машины с солдатами, милиция, «скорая» пробралась, позже вертолёт прилетел, сел на поле. К вечеру всё растащили по кустам, а на следующий день поле уже было очищено, оцепления не было. Самолёт несгоревший утащили на наш покос, затащили его в кусты, и он лежал там до 90-х годов. Мы как раз копали картошку, видели, кто-то на УАЗике кусками (видимо, пилили) увозил. Я еще подумал: это ведь память, пусть бы он там оставался. В том же, 1977-м, ходил слух, что хотели поставить на краю поля памятник жертвам авиакатастрофы, но что-то не срослось, памятник так и не поставили. В июне приезжали две женщины, жены лётчиков с Тюмени, мы ходили с ними на место падения самолётов.

На вопрос, кто сообщил о трагедии в Тавду, Василий Семёнович вспоминает:

-Мать рассказывала мне: «Я видела, летели два самолёта. Погода была плохая, снег сырой шёл. Вот они скрылись в туче, слышу – удар, взрыв! Побежала, трактористу сказала: поезжай в Большую Пустынь, звони!», а он приехал в деревню, такую панику поднял: «Там война идёт! Самолёты падают, люди горят!», переполошил всех.

Сегодня ни дяди Пети, ни родителей Василия уже нет в живых, из первых очевидцев того страшного события 7 мая 1977 года остался он один. Видимо, должно было пройти почти полвека, чтобы можно было рассказать людям о некоторых жутких деталях того дня. Действительно, всему своё время.

Василий Семёнович вспоминает, что мать и отца, как свидетелей, вызывали на суд в Свердловск.

- Диспетчеру дали, как я помню из рассказа матери, десять лет за то, что отлучился со своего рабочего места, что в итоге привело к гибели людей. А на том месте, где самолёт сгорел, кружевина голая была в поле, очень много лет там вообще ничего не росло…

А теперь давайте просто помолчим…

В заключение, не мудрствуя лукаво, хочу сказать: человеческая жизнь по сути не такая уж и долгая – надо беречь её как наивысшую ценность, дарованную нам однажды, и не только нашу, любую жизнь беречь, чтобы не множить горе на Земле.

«ТН» №883, май 2024 г.