1

 

Был месяц май. И первое тепло, –

такое настоящее, густое,

как донный мед, – над первым травостоем

висело, будто жар от НЛО.

Всё птичье невеличье звонко пело.

Добро торжествовало то и дело.

Обламывалось то и дело зло.

 

Звучали в парке старые качели

тягуче, как на спуске тормоза,

и мерно, словно в фильме «Кин-дза-дза!»

космическая музыка Канчели.

И май глядел на всё во все глаза.

Плескалась небосвода бирюза,

ресницами помаргивали ели.

 

2

 

Сиренью окрыленные дворы

всё порывались полететь куда-то,

и, словно в «Бесприданнице» Паратов,

борзел шалман окрестной детворы.

И в окнах, умножающих просторы,

мелькали, как на плоских мониторах,

похожие на наш антимиры.

 

Прохожие туда-сюда сновали:

кто по делам, а кто за колбасой.

И, как состав хоккейный запасной,

старушки на скамейке ворковали,

довольные наставшею весной,

и тенью тополей, почти лесной,

и тем, что никого не закопали.

 

3

 

Всё повторяли: «Эко повезло…»

и дружно опасались Божьей кары…

Тут как нарочно человек с футляром

альтовым появился. Тяжело

вздохнул. Поправил бабочку устало,

лицом похож на Вилле Хаапасалло.

Футляр качнулся, как в воде весло.

 

И будто сноровистую байдарку,

альтист захожий развернул себя,

петляя в пышных лужах, что, рябя,

шуршали, – развернул, нырнул под арку.

А в лужах голуби купали голубят,

и, словно Фирс ливрею, хвост до пят

влача, какой-то сизый грозно шаркал. 

 

4

 

Шаги, машины, голоса, листва,

дверные петли, пенье горловое,

проем, и потолок над головою

так высоко, что кругом голова.

И запах то ли краски, то ли плова

с курдючным салом. Далее – ни слова.

Здесь пауза, в окошке синева,

 

заминка с незнакомыми ключами…

Как душно! Поскорей открыть окно,

чтоб хлынул свежий воздух, как вино

из гурджаанской бочки, с обручами!

Чтоб завертелось, как веретено,

всё, чему быть отныне суждено,

как говорят, наверно, англичане.

 

5

 

Под сенью белопенных облаков

в окне напротив мама мыла раму,

не ведая ни страху и ни сраму,

одетая в бюстгальтер и трико.

И кудри в стиле среднего барокко

ласкали грудь, и груди как под током

дрожали, образуя молоко.

 

Два чувака на женщину глазели

со дна колодца тихого двора,

пока не крикнул третий: - Эй, пора! –

из-за руля фисташковой «ГАЗели».

- И так мотаемся, как бобики, с утра.

К тому ж я обещал еще вчера

Тамарке завезти хмели-сунели.

 

6

 

«Хмели-сунели. Хмели… Где там хмель?

И где сунель? И что это такое?

Какая разница? Мне по фиг. Я спокоен.

Дыханье ровное. Я вижу только цель».

Цель - хмель, хмель - цель. - Скрип проржавевших петель

оконных и навстречу, как свидетель,

влетевший с улицы великолепный шмель.

 

- Оса! Оса! – вдруг закричали снизу.

– Руками только не маши, братан!

Замри! – И замер двор, и замер кран

на стройке рядом, замер голубь сизый

в полете, замер воздух, как нарзан,

упавший в общепитовский стакан…

И только зайчик шарил по карнизу.

 

7

 

И только меднолобая оса,

шипя, шурупом ввинчивалась в воздух…

И вздрогнул мир! Миры его и звезды,

планеты с голубями в небесах.

Как астронавт, не ощущая веса,

он из кабины выплыл. Словно месса,

звенящий космос втек в его глаза –

 

тех самых восемь тактов Нино Рота,

а дальше не понять, не разобрать,

лишь напоследок вопль истошный: - ... мать!!!

И всё. Смещенный угол поворота

планеты вкруг оси. Теперь вращать

себя по-новому ей предстоит опять.

В зрачках стеклянных отражалось что-то.

 

8

 

В зрачках стеклянных отражался мир,

такой смешной и кукольный, по сути:

деревья в черных мантиях, как судьи,

а самым главным – уличный сортир,

и прочее вокруг такого ж сорта,

продукт броженья в дьявольской реторте,

бессмертия прокисший эликсир.

 

«Он, этот мир, по сути, развлеченье

для тех, кому постичь его дано,

цветное, в лучшем случае, кино.

Немногое имеет в нем значенье:

месть; сила ветра; принцип домино;

удобно ль расположено окно;

и есть ли черный ход для отступленья».

 

9

 

Играли цветом груши впереди,

как будто нацепили панагии.

И голуби толпой, как в «Ностальгии»,

из арки выпорхнули, словно из груди

святого Павла. Шли куда-то люди:

кто по делам, кто взяв рубец на студень.

И обещало радио дожди.

 

И обещало воскресенье скуку,

сон до обеда, завтрак после сна.

А по бульварам шастала весна,

и уличный альтист, судя по звуку,

успел пригубить скверного вина.

И пахла гильзой желтая струна,

когда он так сгибал вторую руку.